Кевин Дюрэнт – антихрист? Как межсезонье-2016 изменило НБА
Кирилл Свиридов считает, что точка невозврата для истории НБА пройдена.
Кирилл Свиридов считает, что точка невозврата для истории НБА пройдена.
Эту символичность обозначили два определяющих события: уход Тима Данкана и переезд Кевина Дюрэнта и его талантов в Окленд.
Данкан, помимо всех прочих своих достоинств, всегда позиционировался игроком, который продолжал лидерские традиции суперзвезд прошлого и на протяжении стольких лет олицетворял и свой клуб, и идеал поведения звезды. За ним тоже был «грех» – есть определенная убежденность в том, что в 2000-м он максимально близко подошел к тому, чтобы оказаться в «Орландо», и помешала этому лишь позиция его девушки. Но «почти» не считается, «почти» было в карьере каждого игрока, так что во всеобщем восприятии центровой всегда являлся воплощением верности и пришел к полному отождествлению с родным клубом. Данкан сделал вообще все, что только под силу «игроку-фрачайзу» – не только являлся залогом побед «Сперс», но и создал культуру клуба, в той или иной степени заботился обо всех, кто приходил в организацию, чувствовал ответственность за результат и за людей. Это было очевидно всегда, но последние годы только подтвердили это – Данкан сделал все, чтобы поражение в финале-2013 не сломало Грегга Поповича (о чем он впервые заговорил сразу после той серии), участвовал в приглашении Олдриджа и ушел лишь тогда, когда понял, что клуб остается в надежных руках.
Кевин Дюрэнт… Мда, Кевин Дюрэнт, мягко говоря, не Данкан.
Но в случае с Дюрэнтом важно понимать определяющую вещь. Несмотря на все попытки объяснить его решение бородатым обменом Хардена, несовершенством системы лиги и слабохарактерностью самого игрока, понятно, что переход КейДи – это не частный случай и отдельный неприятный казус. Совершенно точно здесь заключена закономерность, выражение тенденции, которая уже изменила лигу навсегда.
На протяжении всей истории НБА переезды суперзвезд, а тем более их переходы в качестве свободных агентов, оставались явлением очень редким. Их ждали, предвкушали, анализировали, но в итоге все завершалось различными «если бы».
С одной стороны, система, помогающая клубам сохранять «франчайзов», предоставляла им необходимые для этого финансовые инструменты. С начала 80-х, когда в лиге стали увеличиваться контракты, в коллективном соглашении появилось и «исключение Лэрри Берда», дававшее командам преимущество при подписании собственных звезд: клубы смогли переподписывать таких игроков сверх потолка зарплат. Это фактор не терял своей важности еще пару лет назад, когда Кармело Энтони вынудил обменять его в «Никс», чтобы подписаться с нью-йоркской командой на большую сумму, чем та, которую бы он получил в случае переезда в качестве свободного агента. И в итоге «Нью-Йорк» так и не смог отойти после того, как отдал за игрока полкоманды.
С другой, все же важным фактором всегда оставались лояльное отношение звезды к клубу, к своим болельщикам, к владельцам и все те укоренившиеся представления о ее обязательствах, которые видны на примере Данкана. По современным меркам это выглядело странно: сами владельцы зачастую лишь использовали эту лояльность и расставались со звездами тогда, когда они им переставали быть нужны. Но любовь трибун, ассоциация с конкретным клубом для большинства игроков оказывалась более важной, чем что бы то ни было еще. Джерри Уэст, например, завершил карьеру после того, как был обманут владельцем «Лейкерс» Джеком Куком и пошел в суд, чтобы доказывать факт обмана со стороны клуба. Но о том, чтобы играть где-то еще, он просто не думал.
Джейсон Кидд испугался переходить в «Сан-Антонио» и передумал, хотя с «Нетс» его связывало не так уж много. И вообще это Джейсон «вертел-я-всех-и-все» Кидд.
Подобная же ответственность за клуб также сохранялась еще в недавнем времени. Дуайт Ховард уведомил руководство «Орландо» о том, что не собирается подписывать новый контракт именно с «Мэджик», и таким образом дал родному клубу хотя бы возможность получить за него какие-то активы. Так же было и с Дероном Уильямсом, и с Крисом Полом, и с Кармело Энтони.
Клубный патриотизм плохо соотносится с современным спортом, но постепенный отказ от сдерживающего фактора в лице болельщиков в НБА происходил довольно болезненно и постепенно.
Каждый переход суперзвезды всегда требовал какого-то извиняющего этот «проступок» объяснения.
Чемберлен форсировал обмен обратно в родную Филадельфию. А затем еще один, когда разругался с новым, обманувшим его владельцем.
Рик Бэрри изначально уходил играть под началом своего приемного отца.
Абдул-Джаббар объяснял все культурными расхождениями с захолустным Висконсином и рвался в просвещенные большие города.
Зарплату, которой был достоин Мозес Мэлоун, тогдашний MVP лиги, его нищий «Хьюстон» потянуть объективно не мог.
Чарльз Баркли жаловался на слабых одноклубников, не помогающих ему бороться за титул.
Шакил О’Нил не чувствовал достаточной любви болельщиков, а потом еще и любви клуба, когда не получил адекватного контракта от «Орландо», не захотевшего предлагать ему максимальные деньги.
Трэйси МакГрэйди хотелось выйти из тени Винса Картера.
Переход Кевина Гарнетта тоже был не совсем стандартным. В отличие от звезд прошлого, перебиравшихся в «контендер» уже по прошествии пика карьеры, тогда, когда они принимали роль вспомогательных игроков (как было с Баркли в «Хьюстоне», Мэлоуном в «Лейкерс», Шаком в «Кливленде» и «Бостоне», даже с 34-летним Родманом в «Чикаго»), форвард был еще в полном порядке. Но он терпел разруху в «Миннесоте» так долго и так мучительно тащил ее на себе один, что и это оказалось простительно.
Дуайт Ховард сначала жаловался на плохую команду, потом на плохого Кобе, потом еще и на плохого Хардена.
И даже у обоих переходов Джеймса были формальные извинительные обстоятельства. В первом случае – по дороге в «Майами» – ровно такие же, что и у КейДжи, разве что Леброн был еще моложе и у него было еще больше времени на победы (Гарнетт сломался на второй сезон). Во втором – возвращение домой.
У ЛаМаркуса Олдриджа были те же стандартные объяснения. Но зато произошло еще кое-что важное: его переход не встретил особенного ожесточения не только у любителей лиги в целом, но даже и у болельщиков «Портленда», которые довольно легко восприняли логику этого расставания.
Каждый переход суперзвезды словно выбивал по кирпичу из фигуральной плотины, сохранявшей клубам их франчайзов. Сначала извинения казались обоснованными и не вызвали никаких вопросов. Затем начали требовать все больших усилий. Границы приличий, границы допустимого все расширялись. Наконец, пришло время межсезонья-2016, когда плотину прорвало.
Этим летом случилось много всего, что оформило тенденцию в завершенном виде. За вычетом единичных исключений, НБА целиком и полностью превратилась в лигу, где между игроками и владельцами не существует никаких отношений, кроме деловых. И где либо клубным болельщикам пора перестать ассоциировать себя с конкретными игроками, либо вообще не остается места для клубных пристрастий и необходимо болеть за игрока, а не за организацию. Это движение получилось двусторонним. С одной стороны, «Майами» вполне осознанно не стал удовлетворять финансовые запросы Дуэйна Уэйда, многолетнего символа, не раз жертвовавшего деньгами ради «Хит»; «Чикаго» и «Индиана» совершили совершенно необязательные обмены игравших в родных городах Деррика Роуза и Джорджа Хилла. С другой, движение игроков в лиге окончательно приобрело характер броуновского и утратило любую логическую основу, кроме финансовой. Даже патриот «Мемфиса» Майк Конли и тот предпочел остаться в родной, вырастившей его команды только после того, как получил рекордный контракт.
Так получилось, что последним камнем-основанием этой плотины и был Кевин Дюрэнт.
И это не вопрос ожиданий и сопряженных с ними проблем – он сам всегда себя позиционировал именно так.
Никто так пылко не защищал Уэстбрука, Брукса и решение обменять Хардена, как Дюрэнт.
Никто так агрессивно не набрасывался на журналистов, посмевших разглядеть несовершенства «героического баскетбола».
Никто так жестко не высказывался в отношении тех, «кто не хочет быть в «Оклахоме».
Никто не делал так много для Оклахомы, так что болельщики сразу же провели параллель между ним и Данканом.
Никто так не переживал не только за собственные неудачи, а неудачи всей команды. И так логично взрослел год за годом, преодолевал внешние и внутренние обстоятельства, превращаясь в большого лидера. В этом плей-офф гораздо важнее, чем шикарная четвертая игра с «Сан-Антонио», было его попавшее в объективы взаимодействие с Уэйтерсом, Ибакой, Роберсоном, давшее понять, что «Тандер» обрели игрока, от которого идет в клубе все.
Никто не выглядел более подходящим на роль антипода Джеймса. Дюрэнт критиковал «решение», всегда изливал бесконечные комплименты в адрес Кобе и Данкана, всегда приводил в пример культуру «Сан-Антонио» в качестве ориентира.
И многим, конечно, представлялось, что в объятиях Данкана и Дюрэнта после последнего матча Тимми проскользнула та искра передачи эстафеты. Очень правильные, практически безупречные игроки, сохраняющие верность старомодным идеалам, ассоциирующие себя с единственным клубом, разделили короткий, но знаковый момент.
Все это полетело к чертям.
Причем – что самое важное – на этот раз не потребовало ровным счетом никаких извинительных объяснений: все предыдущие переходы суперзвезд приоткрывали эту дверь все шире, пока, наконец, Дюрэнт не вышиб ее ударом ноги.
Почему? А почему, собственно, нет?!
Антихрист ли Кевин Дюрэнт? Наверное, нет.
Через много, а может быть, даже и несколько лет его переход утратит любые оттенки «предательства», которые у него остаются сейчас. Конечно, лига введет новые меры для того, чтобы сохранялся состязательный баланс, но это не изменит главного: последний моральный рубеж перейден. Стоит запомнить момент, после которого стало возможным уже совсем все.
Фото: Gettyimages.ru/Christian Petersen; REUTERS/Ron Kuntz, Kyle Terada-USA TODAY Sports
