Шак издевался над Кобе полкарьеры. Всю неделю он плачет о «младшем брате»
Шакобе больше нет.
Шакобе больше нет.
Почему Шак возненавидел Кобе
У начала вооруженного конфликта есть конкретная дата – межсезонье 98-го.
Кобе и Шак играли в разных командах на площадке Юго-западного колледжа в Лос-Анджелесе. Неожиданно запахло жареным.
«Ты все повторял: «Вот тебе, маленькая сучара. Да, вот тебе, маленькая сучара», – вспоминал Брайант. – Я оглядываюсь вокруг: «Ого, да он мне говорит». Я сказал: «Погоди-ка, больше никаких сучар не будет». А ты что сказал? «Ну и что ты сделаешь?» Помню после этого, как в меня летит огромная лапа, а я лечу в другую сторону. После этого я сказал себе: «Он настроен серьезно. Он стремится к победе. Это пожирает его». После этого момента я знал, что мы говорим на одном языке».
Вот только общее между ними было лишь одно: каждый хотел побеждать на своих условиях и видел в другом проблему.
На первом этапе их взаимоотношений Шак всегда был инициатором, Кобе – только учился отвечать.
Шак мучил новичка всякими истязаниями для новичков – Кобе бегал жаловаться генеральному менеджеру Джерри Уэсту.
Шак многозначительно говорил, что не намерен быть ни для кого нянькой – Кобе старался брать на себя сколько возможно и побыстрее вырасти.
Шак жаловался на эгоизм молодого и на командных собраниях называл его проблемой – Кобе отвечал, что им движет лишь желание помочь команде.
Шак изображал выпендреж Кобе на Матче всех звезд и перепел “greatest love of all” на лейкерсовский лад: “I believe that Showboat is the future/Call the play and let that motherfucker shoot”… – Кобе выпендривался и бросал.
Могло показаться, что чувства Шака во многом иррациональны: он невзлюбил амбициозного напарника с первого же сезона и терроризировал его самыми разными нападками до того момента, пока они оба уже не начали играть равнозначные роли.
«В сердце Шака было много ненависти, – вспоминал помощник Фила Джексона и учитель Кобе Текс Уинтер. – Он открыто выражал ее на командных собраниях и влиял на партнеров. Он говорил очень злые вещи. Кобе просто принимал это».
При этом в Кобе было многое, что тяжело принимали все в команде.
«Между Кобе и Майклом есть разница, – объяснял Рик Фокс. – Майкл должен был побеждать во всем. Он не мог доехать из Чепел-Хилл до Вилмингтона без того, чтобы устроить гонку. Хотел ли ты бороться или нет, но он собирался тебя победить. А Кобе, как мне кажется, главным образом борется с самим собой. Он устанавливает для себя новые барьеры, новые вызовы, и просто так получается, что для их достижения ему нужны другие люди. Он играет в индивидуальный спорт, будучи облачен в форму команды – и доминирует. Вне площадки ему не интересно бороться с вами. Он одержим только теми целями, которые установил себе, когда ему было 15-16 лет».
В причинах можно разбираться до бесконечности. Здесь и давление извне: Шак все никак не мог выиграть хоть что-то, но винил окружающих. Здесь и ревность: Брайант становился все более популярным и в Лос-Анджелесе, и вообще среди болельщиков и на второй сезон уже оказался в старте на Матче всех звезд, уже тогда его майки продавались лучше, чем майки Шака. Здесь и обычные разногласия между большим, требующим мяч, и маленьким, который этот мяч должен поставлять.
Дел Харрис, Курт Рамбис и Джерри Уэст пытались переубедить Шака: тот, как вспоминал, например, Рамбис, лишь отвечал «пустым взглядом». Фил Джексон использовал другую тактику: тлеющая вражда между двумя лидерами мотивировала обоих и не давала доминирующей династии прийти к самоуспокоению.
Они перестали вступать в физические конфронтации, как на старте карьеры Брайанта. Но до 2003-го булькающая кастрюля взаимного раздражения – едва ли не главный атрибут одной из величайших команд в истории.
Шак добавлял все новые и новые штрихи к карикатурному образу Кобе, эгоистичной звезды, которая, в отличие от него, слишком много думает о личных показателях и потому не способна обеспечить результат. «Очевидно, что когда игра шла через меня, то мы выдали 67 побед при 15 поражениях, а весь город скакал на параде. А сейчас у нас 23-11. Не понимаю, зачем это все менять – разве что из сугубо эгоистичных соображений». Его родственники на трибунах вопили Брайанту, чтобы тот пасовал.
Кобе чем старше становился, тем больше отвечал. Особенно после первого лета в звании чемпионов, по ходу которого Шак развлекался по полной и приехал растренированным, а Брайант сделал все, чтобы стать лучшим бомбардиром НБА. Окончательно превратившийся в суперзвезду защитник чувствовал, что способен на большее, чем роль второго номера под ленивым толстяком, и использовал любые поводы, чтобы пожаловаться. Хотя бы тренеру: «Треугольное нападение слишком примитивно. Оно не дает мне проявить мой талант. Оно не дает мне показать, чем богата моя игра».
Фил Джексон вновь предстал фантастическим манипулятором. Он строил команду вокруг Шака, много общался именно с ним как с лидером и избегал ругать излишне чувствительного центрового, а Брайанта отправил в неуютный вакуум, где его заставляли лишь играть максимально агрессивно и при этом жестко критиковали. «Фил заставил двух альфа-самцов идти в одном направлении, – уже тогда фиксировал Кобе. – И лучший способ сделать это состоял в том, чтобы нахлестывать меня по заднице, так как он знал, что только так может заставить Шака делать то, что ему нужно. Я вполне это принимаю, но не надо делать вид, как будто я не осознаю, что происходит».
Оба периодически срывались и изливали боль прессе. Шак попросил обменять себя, когда Кобе позволил себе набрать 38 очков, а через несколько месяцев требовал обменять уже Кобе. Брайант недоумевал, почему его индивидуалистичная игра в атаке влияет на расклеившуюся защиту «большого».
«Фил управлялся с двумя могучими эго, – суммировал Текс Уинтер. – Но в глубине души сам я больше негодовал из-за Шака, нежели из-за Кобе. Кобе старался идти на жертвы. Кобе старался подыгрывать Шаку, так как понимал, что эффективность команды начинается с Шака. Но если посмотреть на цитаты Шака в газетах, то это всегда «я», «я», «я». «Дайте мне мяч». «Это моя команда, мой город». Шак – замечательный человек. Он очень щедрый, очень чувствительный. У него прекрасное чувство юмора. Но он непредсказуемый, капризный. И очень зацикленный на себе».
И все же до 2003-го баланс работал: «Лейкерс» выдали три победы подряд, были очень близки к четвертой.
Более того, на каждую едкую реплику в прессе находился обратный пример.
Именно Шак защищал Брайанта после четырех «сквозняков» в серии с «Ютой».
Именно Шак первым заключил Брайанта в объятия после его первой суперзвездной игры – четвертого матча финала против «Индианы».
Именно Шак первым назвал Брайанта «лучшим игроком в лиге и кумиром».
Каким бы ни было первоначальное отношение, постепенно Шак начал уважать младшего товарища. С 2001-го по 2003-й они уже не ругались, а только хвалили друг друга.
Как Кобе выкинул Шака
Летом 2003-го против Брайанта были выдвинуты обвинения в изнасиловании. И это изменило все.
Изменило отношения с командой: Кобе приходилось ездить на слушания по ходу всего сезона, пропускать тренировки, прибегать прямо к началу матчей.
Изменило отношения с тренером: Фил Джексон позже признался, что подсознательно возненавидел подопечного – его дочь пытался изнасиловать член университетской футбольной команды, и он перенес злость на Кобе.
Изменило отношения с О’Нилом: в какой-то момент процесса Кобе бросил фразу «Мне просто нужно было просто откупиться так же, как это делает Шак».
Это был конец: уже с самого старта сезона лидеры набросились друг на друга.
Диалог шел в публичном поле, а штрафы и запреты никого не смущали.
– В этом году Кобе должен больше играть в пас, ведь у него проблемы с коленом.
– Я и без чужих советов знаю, как играть на позиции защитника. Пусть Шак волнуется за «краску».
– Кобе может играть на позиции защитника. Но ему нужен совет, я лучше знаю, что делать, ведь «Лейкерс» – это моя команда.
– Шак не выкладывается, когда ему не дают мяч.
– Узнайте у Карла и Гэри, почему они приехали сюда. Из-за одного человека. Не двух. Из-за одного.
– Шак требует, чтобы с ним продлили контракт, хотя у нас тут два члена Зала славы играют практически за еду.
– Если Кобе не нравится, что я говорю, что пусть становится свободным агентом. Потому что я отсюда никуда не денусь.
– Он приехал в тренировочный лагерь толстым, совсем не в форме, и при этом критикует других за поражения.
Диалог зашел в тупик: Шак решил, что пора открутить кому-нибудь голову. «Лейкерс» – игроки и руководство – срочно потребовали, что в Лос-Анджелес прилетел ветеран команды Брайан Шоу, к тому времени уже приступивший к работе скаута.
Легендарная разборка состоялась на утренней тренировке.
«Как только я попытался подойти к Кобе, сразу вступил БиШоу и приказал нам обоим сесть, – описывал все случившееся О’Нил. – Брайан начал с меня: «Шак, ты как малое дитя. В межсезонье ты забил сверху через Эрика Дампьера и начал после этого вести себя как придурок, зачем-то заорал Джерри Бассу: «Плати мне». Тебе это еще отзовется».
Я хотел ему сказать: «Я сделал это, потому что Джерри Басс обещал мне продление, а пока ничего не материализовалось» – но еще до того, как я успел открыть рот, БиШоу поднял руку.
«И, Кобе, – сказал он. – Каждый сезон Шаку достается почем зря. Тебе это прекрасно известно. Фил дал Шаку целое лето на то, чтобы отдохнуть и привести в порядок тело. Он всегда призывал его не спешить с возращением».
Теперь Кобе начинает говорить: «Но я столько работаю каждое лето…», – но БиШоу снова поднимает руку.
Затем он врезал нам обоим по заднице. Он начал вспоминать, как после того, как «Лейкерс» проиграли в сезоне 2003 года, мы сказали прессе, что команда должна стать моложе и атлетичнее, после чего он и Роберт Орри потеряли места в клубе. «Парни, вы так беспокоились о себе, что и не подумали о нас».
Я был просто в шоке. БиШоу оказался прав. Я никогда и не думал, что наши слова привели к тому, что ни ему, ни Робу не предложили новые контракты. Тогда я просто пытался дать политкорректный ответ, но не подразумевал, что нужно избавляться от них.
Кобе старался услышать Шоу, но не мог сдержать себя. Он встал, подошел ко мне и сказал: «Ты всегда называл себя моим старшим братом, говорил, что сделаешь все для меня, а затем происходит эта хрень в Колорадо, и ты мне даже не позвонил».
Я звонил ему. Все знают, что Джером – это я. Я попросил Джерома позвонить ему – дважды. Но Кобе не стал брать. Я ему ответил: «Мы пытались с тобой связаться, но ты не захотел разговаривать. Ты держал нас на расстоянии. Ты ничего никому не говорил. Никто из нас здесь сидящих и не знает, что там произошло в Колорадо».
«Ну, все равно, я думал, что ты меня поддержишь, по крайней мере. Ты вроде бы должен быть моим другом».
Тут встрял БиШоу: «Кобе, а с чего ты это взял? Шак все время организовывал вечеринки, и ты не появился ни на одной. На выезде мы приглашали тебя поужинать с нами, но ты никогда не приходил. Шак пригласил тебя на свадьбу, но тебя и там не было. Затем ты женился и не позвал никого из нас. И вот у тебя возникла эта проблема, и ты хочешь, чтобы мы все постояли за тебя? Мы вообще тебя не знаем».
Все начали успокаиваться, и я сказал Кобе: «Если ты когда-нибудь скажешь что-то подобное тому, что ты сказал Джиму Грэю, я тебя убью».
Кобе пожал плечами и ответил: «Да плевать».
Шак так и не успокоился: через несколько лет он еще будет вспоминать ту самую фразу про откуп от женщин и винить Кобе и за то, что рухнул его брак.
Кобе тоже не успокоился: его претензии к большому не были голословными и особенно актуальными стали к финалу с «Детройтом», где Шак уже перестал защищаться.
Вторая половина сезона – бесконечная кулуарная возня.
Шак требовал нового контракта и отказывался пойти на уступки, хотя клуб ожидал этого.
Фил Джексон пообещал, что уйдет, если в команде останется Брайант, «игрок неуправляемый».
Кобе делал вид, что уже ведет переговоры с «Клипперс» – пошли слухи о тайной встрече с Майком Данливи. Он говорил, что устал от «детской эгоистичности и зависти» Шака.
Очень скоро стало понятно, что силы неравны: у Брайанта, суперзвезды, только начинавшей карьеру, было явное преимущество перед стареющим переплаченным центровым и поднадоевшим тренером.
«В прошлом Кобе вел себя пассивно-агрессивно, когда не хотел делать что-то, о чем я его просил, – вспоминал Фил Джексон. – Теперь это сменилось на агрессивно-агрессивное поведение. Он делал саркастические ремарки на тренировках и подрывал мой авторитет у игроков».
В том сезоне Кобе впервые пошел на то, чем потом прославится – никто больше не умел выдавать столь показательные игры. Он не смотрел на кольцо в первой половине матча с «Орландо» и набрал 37 очков во второй половине. Он бросил лишь один раз по кольцу в первой половине матча с «Сакраменто» – «Кингс» заполучили 20-очковое преимущество и победили. Журналисты решили, что Брайант намеренно сдал вторую игру. Он сам утверждал, что всего лишь делал то, что ему велели – делился мячом.
Один из игроков на условиях анонимности сказал: «Не знаю, как мы теперь сможем его простить». На следующий день Кобе ворвался на тренировку и начал допрашивать каждого игрока, одного за другим, чтобы узнать, кому принадлежали эти слова.
Все развалилось: Джерри Басс принял единственно верное решение строить команду вокруг Брайанта.
Фил Джексон потерял работу. Шак потребовал обмена.
Как складывались отношения после ухода Шака из «Лейкерс»
– Вы скучаете по Лос-Анджелесу?
– Да, скучаю. По полицейским. По людям. По ребятам с района. Фокс-Хиллс-Молл. Беверли-Сентер. Все суперзвезды. Скучаю по атмосфере. Не скучаю лишь по пробкам и еще двум-трем людям.
– Что за люди?
– Не знаю. Не помню. Их имена стерлись из моей памяти.
Уход из «Лейкерс» только подогрел разговорчивость О’Нила. Тот обвинял клуб в неблагодарности. Ругал Кобе в том, что тот даже не подумал с ним связаться перед обменом. Обсуждал историю с откупом и говорил о кольце за миллион, подаренном Кобе Ванессе в знак примирения: «Я не покупаю чужую любовь. А вот Кобе как раз покупает».
Брайант наоборот закрылся и уже никак все это не комментировал. Он заговорит откровенно лишь спустя много лет: «Это не могло длиться долго: нельзя ждать, что Майкл будет всю карьеру играть с Уилтом. В одном интервью я услышал, как Шак говорит о том, что я никогда не смогу победить без него. Я прочитал и сказал себе: «Ну все, это конец». Он сравнивал меня и Пенни Хардуэя. И я тогда подумал: «Я не могу провести всю карьеру вот так, чтобы люди говорили обо мне такое. Ни за что»… Меня всегда беспокоило, что люди говорят: «Кобе – эгоист». Я не эгоист. Если бы я был эгоистом, я бы просто ушел. Я многим пожертвовал, когда играл с ним».
В момент ухода выяснилось, что это больше, чем разногласия между двумя звездами – это разногласия между двумя философиями.
Шак воспринимался как всеми обожаемый шоумен, всегда остроумный, всегда одаривающий классными цитатами, всегда изображавший огромного ребенка. Один из самых любимых игроков в истории лиги, он сумел ловко подстроить нарратив под себя: был одновременно неутомимым по части юмора и доминирующим на площадке. «Больше всего Кобе в Шаке бесило то, что даже в серьезные моменты тому надо было веселиться, – говорил Рик Фокс. – Если Шак не мог повеселиться, он не хотел вообще ничего делать».
Брайант, особенно после суда, окончательно надел маску социопата. Он избегал словесных поединков, зато устраивал показательные разборки на площадке – либо когда выдавал безумные 50- 60-очковые представления, либо когда лез в драку. Очень долго в нем видели лишь концентрированный негатив – эгоиста, разрушившего команду. «Вы спрашиваете, каким ребенком был Кобе, – говорил Дел Харрис. – Штука в том, что Кобе никогда не был ребенком».
Америка встала на сторону Шака. Лос-Анджелес всегда был за Кобе.
«Именно Шак инициировал разрыв, – говорил Текс Уинтер. – Именно он ушел. Он ушел, потому что не мог получить то, что хотел – огромные деньги. Никаким образом владелец не мог удовлетворить его требования. Шак держал весь клуб в заложниках, и то, как он себя ставил тогда, не могло поменять точку зрения владельца».
Первый приезд Шака в Калифорнию – самая предвкушаемая игра в истории НБА.
Не считая несколько полупотасовок-полугрубых фолов, каждый ушел со своим.
О’Нил с шутками: «я буду стеной, которая стоит на пути Corvette» и «я не могу обниматься с другим мужиком на глазах у жены».
Кобе с мрачноватым баскетболом от «Черной мамбы», воплотившимся в 42 набранных очках и попытке поставить сверху через Шака в самом начале.
О’Нил с итоговой победой, которая была достигнута уже без него (он отфолился).
Кобе с броском на последних секундах, который мог принести победу.
Дальнейшее противостояние прошло в том же ключе.
Шак взял титул с «Майами», подразнил этим фактом Кобе и успокоился. В его дальнейших выпадах больше смеха, чем реальной злобы.
В 2006-м он появился в единственном смешном эпизоде «Очень страшного кино-4» с репликой «Кобе?».
А в 2008-м на закрытой вечеринке прочитал знаменитый фристайл «Кобе, как тебе моя задница на вкус?»
Брайант молчал, но все больше вдавливал ногу в педаль газа. Он открыл рот только после седьмого матча финала 2010-го, финала, который принес ему 5-й чемпионский титул.
«Что он для меня значит? Теперь у меня на один больше, чем у Шака… Могу записать это в свои достижения… Ребята, вы ж меня знаете – я ничего не забываю».
Почему Шак полюбил Кобе
Дата окончательного примирения тоже зафиксирована: оно произошло на Матче всех звезд в 2009-м, где Кобе и Шак разделили приз MVP.
«Я был там вместе с сыном, – вспоминал О’Нил. – Когда нам вручили трофей, я сказал: «Кобе, забирай». Он ответил: «Не, отдай его сыну. Я получу свой потом. Отдай его пацану».
Мои дети без ума от Кобе Брайанта. Они называют его дядя Кобе, а его дочки зовут меня дядя Шак. Если вы посмотрите на наши взаимоотношения с точки зрения ребенка, они довольно просты. Мы вместе играли, мы вместе побеждали, и каждый считает, что мы делали друг друга лучше. Обо всем остальном им знать необязательно.
Так вот мой сын Шариф вернулся домой с призом и рассказал всем друзьям: «Кобе отдал мне свой приз MVP». Не думаю, что он даже понял, что это был и мой приз. Для него важнее было, что он получил его от Кобе. В этот момент я едва не расплакался».
Это отрефлексированное признание случилось гораздо позже. Но было видно, что именно тогда Шак все пересмотрел.
Летом 2009-го он уже болел за «Лейкерс» в финале с «Орландо».
Летом 2010-го поздравлял Кобе с пятым титулом: «Наслаждайся победой. Знаю, что ты сейчас говоришь: «Шак, ну и как тебе на вкус моя задница?!».
Шак был первым, кто принял Кобе в объятия после его последнего матча. И пошутил: «Сказал ему набрать 50. Этот мазафакер выдал 60».
И наконец, принес публичные извинения за то, что именно по его вине величайший дуэт в истории НБА так и не оформился официально.
«Тогда после Матча всех звезд я осознал, что натворил. Ты меня знаешь, я профессионал в маркетинге – зачастую я продолжал все искусственно, просто болтал, чтобы о нас говорили. Но тогда я подумал: «Мне повезло выиграть с этим парнем три из моих четырех перстней. Но я поднасрал ему. Я задолжал тебе извинения. Я извинюсь, но давай не плакать тут как Мэджик и Айзейя… Лучшим дуэтом нас делает то, что у других не было таких проблем, что были между нами. Никто не мог нас понять, у нас было куча разногласий, но когда мы выходили на паркет, мы были самой доминирующей парой, лучшим сочетанием большого и маленького, которое только существовало в игре».
Они оба признавались, что после карьер у них сложились хорошие отношения. Хотя глобальные расхождения все равно проявлялись до последнего. Прошлым летом они публично схлестнулись вновь, уже в последний раз: Кобе сказал, что если бы Шак не ленился, то у них было бы по 12 перстней, Шак ответил, что у них было бы по 12 перстней, если бы тот чаще пасовал.
Никакой агрессии в этом уже не было с обеих сторон.
Сейчас вся боль произошедшего лучше всего видна по Шаку. Здоровяк мечется по стране и не может прийти в себя после гибели «младшего брата».
«Я тренировался внизу со своим сыном Шакиром и племянником Колумбусом. Потом в зал вошел другой мой племянник, он плакал и показал мне свой телефон. Я огрызнулся на него и сказал: «Убери это от моего лица. Убери это от меня». Мы живем в мире, где все можно отфотошопить, все можно подделать. Я не хотел в это верить.
Потом я начал получать звонки, и выяснилось, что информация подтвердилась. Я давно не чувствовал такой острой боли.
Мы потеряли, наверное, величайшего игрока «Лейкерс», величайшего баскетболиста… Люди говорят «Время лечит», но мне очень тяжело. Хотел бы сказать хоть что-то, хотя бы что-то людям, которых мы потеряли. Потому что когда тебя нет, тебя уже нет.
Мы навсегда будем связаны благодаря тому, чего мы добились.
Меня всегда спрашивают о наших взаимоотношениях. И я всегда отвечаю: «Это похоже на мои отношения с Чарльзом Баркли: мы два волевых человека, которые делают все по-своему. Могут что-то сказать. Но никогда не теряют уважения друг к другу».
Фото: Gettyimages.ru/Kevork Djansezian / Stringer, Eliot J. Schechter / Stringer, Ronald Martinez, Jeff Gross, Stephen Dunn, Jed Jacobsohn, Harry How ; globallookpress.com/imago sportfotodienst via www.im/www.imago-images.de; REUTERS/Paul Connors, Mike Blake, Lucy Nicholson
