Tribuna/Баскетбол/Блоги/Фонарь/«Мне пришлось играть с жирной задницей Баркли». Первая суперкоманда НБА была катастрофой

«Мне пришлось играть с жирной задницей Баркли». Первая суперкоманда НБА была катастрофой

Леброн плохо знает историю.

Блог — Фонарь
31 июля 2018, 09:31
3
«Мне пришлось играть с жирной задницей Баркли». Первая суперкоманда НБА была катастрофой

Леброн плохо знает историю.

У 90-х был свой «Голден Стэйт», соперник, которого хотели обыграть все. Только это не команда, а один человек, отзывавшийся на прозвище «ЭмДжей».

Джордан нанес психологические травмы многим звездам своей эпохи.

Патрик Юинг так навсегда и застыл с расширенными от удивления глазами, как тогда когда наблюдал за шизофреническим угаром имени Чарльза Смита.

Айзейя Томас и Билл Лэймбир ушли обратно во тьму, чтобы там подраться друг с другом за неимением лучшего варианта.

Реджи Миллер почти заткнулся. Победный трехочковый через руку Джордана, «+12» в первой половине седьмого матча, лучшая защита против Джордана с Пиппеном – этого все равно оказалось недостаточно.

Полностью покоренный «Майами» вообще увековечил его номер, после чего Джордан, будь он честным человеком, обязан был жениться.

Карл Мэлоун упал так низко, что пробил дно, пролетел все круги ада и очутился прямиком в «Лейкерс».

«Рокетс» вроде бы оставались единственными, кто был освобожден от этого давления – единственными, кому удалось побеждать.

Хотя при этом именно в «Хьюстоне» сошлись три звезды, в наибольшей степени пострадавшие от «комплекса Джордана».

Это означает, что все трое вполне могли быть довольны собой. Но монотонное обсасывание журналистами их несовершенств на фоне доминирующего соперника рано или поздно приводило к зарождению опасной внутренней дисгармонии.

***

Баркли не создавал «суперкоманду» в современном понимании этого слова. Уровень был не совсем супер – когда он переходил в «Рокетс», то признавался: «Я больше не великий игрок, я просто хороший игрок». Если разделить эту фразу на его самомнение, то примерно получается сопоставление с говном в исполнении любого среднестатистического джигита.

И все же свои заслуги он зря преуменьшает.

Летом 96-го – находясь в расположении сборной – Баркли придумал идеальный способ, как гарантировать себе перстни чемпиона. Он не только приложил руку к трехстороннему обмену, после которого перемещался бы в «Хьюстон», но и договорился с Гэри Пэйтоном. Защитник «Соникс» имел статус свободного агента и планировал подписаться с «Рокетс».

Вздорная пара вовсю тогда распространялась о планах покорения вселенной, так что вынуждена была вмешаться даже лига. Болтунов обуздали: Пэйтон остался в «Сиэтле», а на первоначальную версию обмена наложили вето – тогда еще должен был участвовать «Денвер», который отправлял в «Финикс» Дикембе Мутомбо.

Вернее, обуздали одного из болтунов. Баркли продолжал бороться за права чернокожих на всех каналах страны.

«В НБА все нарушают правила «темперинга» и все превышают потолок зарплат. Считаю подлостью со стороны НБА, что они пытаются отстоять свою точку зрения, выставляя меня в роли заложника. Они просто лицемеры: выбирают тех, кто им не нравится».

Через месяц после отмененного трейда «Рокетс» все же донесли пистолет до виска – в «Финикс» отправились Роберт Орри и Сэм Кэсселл, а жизнерадостный толстяк открыл пресс-конференцию в Хьюстоне фразой «Не можешь обыграть – присоединяйся».  

К этому он добавил: «Я очень рад оказаться здесь… Ведь я управлял всей ситуацией. Раз уж заставляют отвечать ударом на удар, нужно уметь бороться с системой».

Сейчас тот обмен – и первое создание «суперкоманды» в «Рокетс» – считается одной из худших затей в истории НБА. Всего год отделял «Хьюстон» от завоевания титула, но они решили пожертвовать своими молодыми ролевыми игроками: уже заведшим официальную хронику золотых попаданий Орри и идеальным и для Оладжувона, и для Дрекслера разыгрывающим Кэсселла – ради уже начинавшего рассыпаться Баркли, который и сам себя больше не считал звездой.

Это прозвучит странно, но логика «Рокетс» здесь более понятна, чем логика Баркли.

Обычно говорят, что «Рокетс» повезло с их двумя титулами, так как в это время отсутствовал Джордан.

На самом деле, «Рокетс» повезло с их двумя титулами, так как в эти два сезона «андердоги» хранили их от «Соникс». В 93-м (3-4) и 96-м (0-4) «Хьюстон» уступал «Сиэтлу» без вариантов: легкий Орри не справлялся с Кемпом, «ракеты» не успевали садиться против быстрого нападения, а их использующая Оладжувона в качестве тарана атака застревала в слишком агрессивной и не всегда легальной защите соперника.

Поэтому им нужен был настоящий мощный форвард. Достаточно плотненький, чтобы отбиваться от ограниченного в атаке, но атлетичного Кемпа. И достаточно техничный, чтобы снимать нагрузку впереди с Оладжувона. Мощный форвард, всегда уверенно чувствующий себя против «Соникс». И неожиданно полюбившийся Оладжувону партнер по сборной 96-го.

Их расчеты оказались правильными – в плей-офф 97-го «Рокетс» все же прошли «Сиэтл». В семи матчах, но прошли (должны были вообще в пяти, но Баркли запорол штрафной, и «Соникс» выиграли овертайм пятого). Баркли тогда сделал 20+14 в решающей игре.

Логику Баркли можно объяснить проснувшимся желанием наконец победить. Если бы это на самом деле его всерьез когда-нибудь интересовало.

Шутки про отсутствие перстня у Баркли уже в 90-х гремели баяном. Он совсем не стеснялся, когда отвечал прямым текстом: «Не поймите меня неправильно, я хочу победить, но не думаю, что сойду с ума, если этого не случится».

Ничто в поведении Баркли никогда не намекало, что ему не стоит при этом верить.

И в «Рокетс», и после того как посыпались травмы, и после того как претензии маститых партнеров звучали все обиднее, Баркли не изменял своему традиционному поведению: с каждым годом все прибавлял в весе, поедал блинчики прямо на тренажерах, не усердствовал на тренировках, приезжал к самому началу игр, брал выходные во время плей-офф, выбешивал партнеров. И если и хотел показать кому-то пример, то разве что пример того, насколько в принципе бессмысленна борьба за первое место и вообще спорт.

В «Рокетс» Баркли запомнился благодаря пяти моментам.

Благодаря юморным цитатам.

«Спина у меня болит только тогда, когда мне приходится выходить с хреновыми игроками».

Юморным и немного расистским.

«Куда подевались все жесткие белые парни?! К нам приходит белый парень из Оклахомы – тут же ломает локоть. Нам  нужны жесткие белые парни. Белые парни из Нью-Йорка или откуда еще. Только не со среднего запада».

Благодаря юморным дракам – с Оукли во время предсезонки и с Шакилом в 99-м.

Благодаря юморной попытке поковырять в носу у арбитра – Баркли так активно махал руками, что ногтем нанес ему резаную рану, после чего назвал оштрафовавшую его лигу «бесхребетной».

Благодаря не очень юморной попытке сломать Джона Стоктона.

И благодаря юморной защите в моменте, который навсегда лишил его даже мечты о титуле. Расслабленный Чак дал Стоктону вагон и тележку времени и пространства, чтобы прицелиться и похоронить еще боеспособных «Рокетс» тем самым броском.

Но – главное – благодаря полноценному раскрытию того, какое доминирующее место в его жизни занимал Майкл Джордан.

Только Джордан мог вывести из череды бесконечных скандалов начала 90-х. Едва они сблизились, как все начали ценить в Баркли те же черты, что и старший товарищ – самоиронию, оптимизм, насмешливое отношение к жизни и находчивость.

Только Джордан заставил Баркли наконец заняться собой. Это произошло уже, естественно, в 98-м, после завершения карьеры. Во время локаута Джордан отправил Баркли к Тиму Гроверу, который попытался привести его в форму, добавил ему пять килограммов мышц и позволил провести локаутный сезон без серьезных повреждений.

Только Джордан имел значение в итоговой перепалке с Пиппеном. Когда форвард рассказал всем о привычках ленивого толстяка, то сослался на мнение бывшего партнера: «Майкл предупреждал меня, что Баркли не хочет выигрывать»… Баркли не стал оспаривать ни своей формы, ни особенностей подхода к трудовому процессу, ни самого факта – ему было важно лишь то, что Джордан позвонил ему сразу после излияний Пиппена и отрицал, что когда-либо говорил такое.

К концу карьеры так получилось, что дружба с Джорданом оказалась одним из важнейших бонусов игры в НБА для Баркли. Он всегда воспринимал себя не как его соперник, не как тот, кто отнял у него MVP. Для него их общность, их соперничество, их баскетбольная близость становились основой, благодаря которой и сама дружба стала возможна.

Никто не боготворил Джордана так, как это делал Баркли на протяжении всей карьеры.

Никто так не доходил до совсем уж неприличных излияний, в которых слышались не то любовь, не то подхалимство.

Никто из соперников не наделял Джордана такой мистической недосягаемостью.

До перехода в «Рокетс» Баркли поставил «Санс» ультиматум – либо его меняют в состав контендера, либо он завершает карьеру. Кажется, что переход в «Хьюстон» имел для него значение исключительно потому, что сохранял ту самую баскетбольную общность (стареющие звезды, которые за что-то там борются) между ним и Майклом.

Вне этой связи игра за заштатный клуб или жизнь вне баскетбола ничем не отличались.

***

Карьера Клайда Дрекслера в НБА – это образец показательного минимализма. Он обладал идеальным чутьем во всем, кроме того, что касалось прически.

Дрекслер никогда не претендовал на величие.

Его вполне устраивала расслабленная жизнь и остановившиеся на ранней стадии развития баскетбольные навыки. Они не помешали ему ни оказаться в Дрим-тим, ни стать чемпионом, ни выступить в качестве едва ли не главного антагониста Джордана.

Дрекслер всегда умел замалчивать скандальные истории так, что они забывались.

Он особенно не считался с возмущениями Джека Рэмси, не признающего всяческое шоуменство на площадке, а потом приложил руку к увольнению тренера в «Блейзерс». Он долго ругался в прессе с Доном Нельсоном, когда тот обвинил его в разрушительном воздействии на команду и назвал одним из самых переоцененных игроков, а также вовсю советовал не брать его в «Дрим-тим». У него сформировалась репутация подлого игрока, которая очень долго оставалась внутри лиги и выплыла лишь под конец карьеры. Он умудрился сказать, что Мэджика Джонсона взяли в Дрим-тим из жалости. Короче, могли возникать разные проблемы (и даже чаще, чем у среднестатической звезды), унылый образ примерного семьянина и лысеющего пастора неизменно выходил на передний план и оставался преобладающим.

Дрекслер никогда не считал, что дополнительные усилия в зале ему что-то дадут.

Он опускал мяч вниз перед броском, бежал в прорыв, смотря в паркет, и водил мяч почти исключительно правой рукой, над его работой ног до сих смеются в интернете. Его баскетбольный интеллект тоже удивлял – в бытность лидером «Портленда» он имел один из худших процентов попадания из-за дуги в плей-офф. И все равно был одним из самых ярких представителей эпохи, а его почтенный облик само собой разумеющимся образом оказывался неразделенным с упорными тренировками, работой над собой и прочими штампами.

Дрекслер гениально чувствовал свой организм.

Когда в середине 90-х у него посыпались травмы и он перестал тянуть на роль лидера «Портленда», он вежливо попросил обменять его в клуб, претендующий на титул (и подал дурной пример Баркли и остальным). Он словно бы рассчитал все на весах, необходимых каждому спортсмену – оставшихся лет ему хватило на то, чтобы все же стать чемпионом и быть в нескольких шагах от того, чтобы поквитаться с Джорданом.

Дрекслер всегда очень хорошо ощущал, что происходит вокруг.

Это проявилось не только в переходе именно в «Рокетс», в его родной город, где он наверняка смог воссоединиться в экстазе с другом и партнером по колледжу Хакимом. Дрекслер очень быстро все понял по поводу Баркли. Между ними шла война все годы пребывания Чака в Хьюстоне, на второй сезон даже их шкафчики в раздевалке находились в разных концах. Уже в начале сезона-97 Дрекслер объявил, что завершит карьеру (и уже заранее получил место тренера в университете Хьюстона). Он ушел точно тогда, когда закончился его пик, и, в отличие от почти всех великих той эпохи, не стал пугать людей тенью самого себя на склоне игровых дней.

Его карьера построена практически по идеальным математическим расчетам (естественно, учитывая, как сложно в те времена было воздействовать на ее течение). И лишь одно обстоятельство ее омрачило – драматическое пересечение с Джорданом.

Второй год «суперкоманды» (сезон-97/98) был еще нелепее, чем первый.

В раздевалке шли боевые действия.

Оладжувон переступил заметную черту между «завершением пика» и «началом старости». Его показатели будут ухудшаться.

Баркли и Дрекслер пропустили часть сезона из-за травм.

Отсутствие человеческого разыгрывающего сказывались настолько сильно, что к лету все мечты «Рокетс» были связаны с приобретением Дэймона Стаудемайра.

С показателями 41-41 «Рокетс» вновь вышли на «Юту», теперь в первом раунде, и даже продержались все пять матчей, но не более.

Вроде бы логичный – украшенный морщинами, лысинами и пузанчиками – конец не предполагал каких-то огорчений или эмоций, но не в такой ситуации.

И все же Дрекслер и Баркли не могли расстаться просто так.

Первый выдавал что-то банальное про толстого, ленивого, непрофессионального. Второй бил в самые уязвимые места.

Баркли сказал в общем-то довольно безобидную штуку, но явно знал, что она разорвется тысячью иголок.

«Дрекслер всегда завидовал Джордану. Я видел, как он убивался против Майкла на тренировках в 92-м, так, как будто это седьмой матч. Но это довольно глупо. Для Майкла, даже когда он детей отвозит в школу, это всегда седьмой матч».

Дрекслер выдал себя спустя десятилетия.

«Джордан, конечно, хорош, но лучше ли он меня? Вопрос должен звучать так – думаю ли я, что могу выиграть у него? И ответ: абсолютно. Я успешно играл против Джордана, я часто побеждал его. В его игру. Которая является и моей игрой. Я больше, я быстрее. Я мог делать все, что мог делать он. Разве что бросал не так много».

Джордан появился в карьере Дрекслера большой черной тенью в 92-м. Сначала в финале, где выместил именно на Клайде негодование за то, что журналисты посмели их сравнивать. Затем тем же летом, когда показательно издевался над ним во время тренировочных разборок Дрим-тим в Монте-Карло.

До того лета Дрекслер вышел на пик – набирал 25 + 6,6 + 6,7 с линией 47/34/80, вывел своих «Блейзерс» в финал, диктовал волю первой звезды на нехарактерном для 90-х месте защитника.

После  случился необъяснимый спад – статистика упала до 20,6+6,2 +5,2, линия попаданий снизилась до 43/30/82, «Портленд» не мог выйти из первого раунда, пошли вниз показатели процента использования и количество бросков.

Рационализировать эти перемены невозможно: ни возраст (Дрекслеру исполнилось 30), ни травмы (тендинит колена, растяжение подколенного сухожилия, ничего смертельного), ни изменения роли (появился Род Стрикленд) не дают здесь сколько-нибудь реалистичного пояснения. Поэтому легенда не могла не связать этот перепад с той лавиной 92-го: журналистской истерией «Клайд, отрасти наконец яйца!», шестой игрой, в которой «Портленд» вел «+15» в четвертой, но в итоге слился в те минуты, когда Дрекслер был на площадке, а Джордан сидел на банке, тем, как Мэджик в Монте-Карло уговаривал Джордана пощадить партнера… Даже его отличная серия против «Юты» в 95-м и последующее завоевание титула нисколько это не исправили – в финале «Рокетс» победили не того.

Дреслер прекрасно наслаждался НБА, но был вброшен в странный бурлящий поток, который понес его в том направлении, в каком он вовсе и не хотел следовать.

Против его воли его дразнили и дразнили белым китом.

И, видимо, это так или иначе забралось в его подсознание.

«Рокетс» для тяжелых на подъем 90-х, существующих в принципиально иных правовых и этических реалиях – уникальное явление. Они не стремились становиться трендсеттерами и не могли ими стать именно в силу необычности всех, кто здесь играл. Создающий основу для надежды Оладжувон – познал все возможные в спорте неудачи в 80-х и стал единственным, кто перехватил у Джордана титул в 90-х. Увидевший легкий путь оставаться релевантным Баркли – чья разрушительная природа предполагала непременную смену клуба раз в пять лет. И унесенный пучиной общественного мнения Дрекслер – живая легенда «Портленда» легко отказался и от своего родного клуба, и от роли лидера ради необходимости все-таки победить (что в те времена смотрелось крайне странно).

Дрекслер приветствовал приход Баркли, назвав случившийся обмен «смелым».

Дрекслер был старше других звезд и пытался продлить свое время в баскетболе за счет партнеров.

Дрекслер на закате неожиданно озаботился целью, которая бы избавила его от этого образа вечной жертвы.

Ничего не получилось. И весь эксперимент в итоге только подсветил его внутренние переживания, которые опять же вырвались наружу лишь спустя пятнадцать лет после завершения карьеры.

Остались в памяти не та серия с «Ютой» в 95-м, где его нехарактерная злость в атаке, подборы и защита, четкое взаимодействие с Хакимом и выходы на линию решили несколько ключевых матчей.

Остались в памяти две проваленные серии с «Ютой» в 97-м и 98-м. А также попытка все спасти в шестом матче 97-го – Дрекслер набрал тогда 33 очка, в том числе в одно лицо создал рывок 8-0 в четвертой четверти, после которого «Рокетс» повели «+13».

Та встреча получилось в чем-то символичной для всей его карьеры. Дрекслер до последнего пытался что-то изменить, но то, что было у Джордана (возможно, просто удача), оставалось ему недоступным – в ключевые минуты он никак не мог повлиять на рывок «Юты», а в решающем моменте застрял в нелегальном заслоне Мэлоуна.

Джордан реализовал победный бросок с нарушением. Через Дрекслера и Баркли реализовали победный бросок с нарушением. И, в конечном счете, именно это оказалось разницей между героем и неудачниками.

***

Один из партнеров по «Рокетс» вспоминал прекрасную историю.

Получив первый чек в «Хьюстоне», Скотти Пиппен долго-долго его рассматривал, разглаживал и любовался. Он несколько раз потряс головой. Его глаза увлажнились. А потом со слезами он сказал что-то вроде: «Мне никогда не платили столько денег».

Пиппен настолько же переоценен сейчас, насколько был недооценен тогда.

За один год в «Рокетс» он прошел путь между лучшим и худшим ощущением своей жизни.

В конце 98-го он очень понятно сформулировал причину перехода именно в «Хьюстон»: «Я впервые почувствовал себя нужным».

Последние несколько лет в «Чикаго» получились для него мучительными.

Пиппен воевал с руководством из-за денег, устраивал демарши с несвоевременными операциями, позволял себе совсем уж странные инциденты с пьянками, которые заканчивались непарламентскими разговорами с ненавистным Краузе.

Пиппен воевал с самим собой. Отсутствие мотивации и проблемы со спиной – не лучшее сочетание для того, чтобы показывать свой топ. Тогда как в «Чикаго» дело было поставлено таким образом, что от каждого и особенно от главного помощника требовалось все и в каждый момент времени. Пиппен пропустил большую часть сезона-97/98 из-за того, что затянул операцию, и между строк читалось, что неслабо подвел команду.

Пиппен по сути воевал и с Джорданом. Во второй половине 90-х его называли «Тень» – он изображался идеальным оруженосцем, величайшим партнером, самым недооцененным игроком лиги. Но даже описание в качестве недооцененного заставляло чувствовать его еще более недооцененным: сущность «Тени» проявлялась и в столь второстепенной, слишком поверхностной оценке, и во второстепенном контракте, и в отождествлении со второстепенной ролью – не второй звезды, а именно помощника. Со стороны демарш против руководства казался демаршем и против Джордана – стремлением показать всем, что он не только дороже стоит, но и что он важнее на площадке.

В общем, тогда во время празднования шестого титула – когда Джордан ходил с видом памятника, остальные прыгали друг на друга, а Джексон как всегда чему-то улыбался – Пиппен просто расплакался.

Пиппен оказался в «Рокетс» во многом из-за Баркли. В 98-м тот должен был подписывать новый контракт и, во-первых, требовал, чтобы ему привезли солидное усиление, а, во-вторых, на всякий случай угрожал уходом.

В итоге Баркли дал «Рокетс» скидку в один миллион (с 2,2 млн до 1 млн), все ради новой третьей звезды.

Так в жизни Пиппена изменилось вообще все. Джордан ушел, а он сам перестал быть «Тенью».

Пиппен – в первый и последний раз – появился на обложке Sports Illustrated.

Там же вышла огромная статья, описывающая его первый день в статусе игрока «Рокетс».

Он впервые в карьере получил роскошный и не поддающийся девальвации контракт (82,2 млн на пять лет 33-летнему игроку).

И он получил новую роль – Пиппена брали не просто как свободного звездного чувака, он должен был оживить игру «Рокетс» на периметре, помочь в розыгрыше, ускорить и переход, и вообще креативность, он должен был стать тем, у кого в решающие мгновения окажется мяч.

Очень быстро выяснилось, что «Тень» – это не оценка, а судьба.

В том укороченном сезоне «Рокетс» окончательно поняли, что история с «суперкомандой» зашла в тупик.

Им по-прежнему не хватало скорости, глубины и пространства впереди.

Оладжувон еще немного постарел. Хотя к тому сезону специально готовил ноги с помощью Фрэнка Резерфорда, выигравшего бронзу в тройной прыжке в 92-м.

Баркли провел локаутное межсезонье в компании с самым разрекламированным тренером по физподготовке, но это спасло его только от лишних травм.

Команде ветеранов было сложно справиться с расписанием втиснутого в банку локаутного сезона. Как говорил Баркли: «Невозможно выдавать три хороших матча три дня подряд. Не думаю, что я даже сексом могу заниматься три дня подряд. По крайней мере, хорошим сексом».

Но главным разочарованием оказался, естественно, тот, от кого больше всего ждали.

После двух операций на спине Пиппен все еще оставался лучшим защитником лиги и визуально ничего не потерял. Но он не мог делать то, что требовалось от первой звезды, от человека, принимающего решения.

Ему стало сложнее проходить – Оладжувон и Баркли отнимали все пространство.

Его бросок оставался нестабильным – он выдал 34% из-за дуги и идеально подвел итоги сезона заблаговременно: «Если кто-то думает, что мы победим с помощью моих трехочковых, то это вряд ли произойдет».

Ему было даже визуально дико некомфортно – и количество бросков, и результативность упали до худших показателей с первого сезона в лиге. Пиппен привык к постоянному движению в системе треугольного нападения, дополнительным передачам, перемещениям, врываниям – здесь ему приходилось много стоять на месте и ждать скидки. Здесь ему редко давали мяч, а когда давали, то заставляли создавать ситуацию самому себе.

В плей-офф «Рокетс» вышли на «Лейкерс», и там с Пиппеном случилась очередная драма.

На последних секундах при «+1» у «Хьюстона» он отправился в проход против Кобе. И конечно же, остался без мяча – после потери на него сразу же бросился Фишер.

За оставшиеся секунды «Лейкерс» поставили Брайанта на линию – тот забил оба.

А в последней атаке «Хьюстон» уже отправил Пиппена вводить мяч из-за лицевой. Атаку проводил Каттино Мобли, который и получил смачный блок от Шака.

В той серии Пиппен по-настоящему сыграл лишь раз – его 33 очка в третьем матче принесли «Рокетс» победу. Но больше не сделал ничего: три слабых выступления, три победы «Лейкерс» и вот тот запоминающийся провал в дуэли с Кобе.

Летом 99-го Пиппен потребовал обмена – желательно обмена в «Лейкерс». Они могли подписать его в 98-м, но тогда против этого резко выступал Джерри Уэст. Приход Фила Джексона немного изменил ситуацию, хотя контракт все равно делал форварда практически недоступным.

Как и всегда было с Пиппеном, запутанная ситуация разрешилась грандиозным скандалом.

Баркли потребовал у тогда еще партнера извинений. И из-за обиды за клуб – нельзя же просить, чтобы тебя обменяли. И из-за обиды лично за себя – форвард еще раз напомнил, что принес финансовую жертву.

Пиппен оказался прямо в эфире с легендарной филиппикой.

«Я бы не стал извиняться перед Баркли и под дулом пистолета. Он может не ждать этого. Если уж на то пошло, то это он должен извиняться за то, что мне пришлось играть с его жалкой жирной задницей.

Мне нужно было послушать Майкла. Он мне сказал, что Чарльз никогда не побеждал, потому что не показывал настоящего желания этого сделать. Он очень эгоистичный парень. Именно из-за него я хочу уйти: не собираюсь жертвовать своими тремя-четырьмя сезонами из-за человека, который никогда ничего не выиграет. Чарльз должен быть лидером, а я этого вообще не вижу. Ему кажется, что если он выдает 10 подборов и набирает больше 10 очков, то все в порядке. Но суть игры не в этом. Суть – в защите, в том, чтобы быть профессионалом и выкладываться каждый день.

Через несколько месяцев «Рокетс» пришлось его отдать – за четыре мешка с чем-то бесформенным, в «Портленд».

В «Рокетс» Пиппену было всего 33. Далеко до конца карьеры даже по тем меркам.

Но все, что остается за рамками двух три-питов, обычно забывается. Между тем, это ровно то, из-за чего тогда, во время карьеры, к нему относились хуже, чем он того заслуживал, то, из-за чего в 99-м его проклинали не только болельщики «Рокетс».

Репутация Пиппена – созданная уже гораздо позже – строится на образе идеального помощника и разве что в скобках упоминает тот самый тайм-аут 94-го, когда форвард отказался выходить на площадку.

История с «Рокетс» – это история Пиппена вне образа «Тени» и в конечном счете история его заочного сражения с этой самой «Тенью» Джордана.

Пиппен действительно идеально подходил для команд Джордана. Но сам лично никогда не удовлетворялся пребыванием на задворках внимания к лидеру «Буллз». Тем более что, видимо, имел для этого определенные основания, показанные на тренировках, в противостоянии один на один.

Отсюда и его бесконечные взрывы. Все эти публичные перепалки с людьми вроде Лэрри Джонсона, которые прямо или косвенно называли его одним из тех, кого тащит на себе Майкл. Как говорил Текс Уинтер, «такова природа Скотти – он не может не обижаться».

Отсюда и поведение, плохо сочетающееся с навязанным образом идеального помощника. Аресты в пьяном виде, арест за незаконное хранение оружия, избиение жены, бросание стульями, публичные упреки в адрес болельщиков в том, что они лучше относятся к белым игрокам – обида на тренера, выбравшего другого для решающего броска, вовсе не единственный противоречивый момент в карьере Пиппена.

Отсюда и желание показать, что и в качестве первой звезды он тоже может.

История с «Рокетс» хорошо показала, что это все же не так. И момент с потерей против Кобе столь же красноречив, как тот момент с кроссовером Кобе в седьмом матче серии с «Блейзерс». 

Пиппен всю карьеры был вынужден противостоять медиа-прессу. Реакция на его мигрени в седьмом матче серии с «Пистонс» 90-м породила снежный ком претензий, микроскопических наблюдений, упреков, сравнений, который в итоге утащил его не совсем туда. Сопутствующие комплексы так и остались неразрешимы и годы спустя: их отношения с Джорданом всегда казались примерно такими же странными, как непоследовательность Пиппена, который еще лет шесть назад объявил, что Леброн лучше, а потом успел много раз взять слова назад.

***

Нарратив определяет сознание. И для суперкоманд это едва ли не ключевой фактор.

В 2010-м Леброн решит объединиться со своими друзьями в «Хит». Уже к 26 его терпение иссякнет – пресса почти половину его карьеры к этому моменту ждала от него побед и драматизировала каждое поражения.

В 2016-м Дюрэнт и вовсе пойдет на публичный суицид – переедет в команду, выигравшую 73 матча за сезон и грохнувшую его «Оклахому» с 1-3. Выбирая между поражениями и критикой за поражения и победами и критикой за позорное решение, он выберет второе.

Их предшественникам – пусть и уже в преклонном баскетбольном возрасте – приходилось еще сложнее.

Все трое, как всегда казалось, были довольны своим местом в мире. Но общественное мнение рано или поздно заставляло их подстраиваться, зачем-то суетиться, проникало в сознание и порождало ненужные им, противоестественные вызовы.

Все трое ломанулись туда, куда никто до них не ходил, и попытались хоть как-то снять проблему давящего на них мифа.

Все трое потерпели поражение ровно так, как и должны были.

Пиппен всю карьеру слышал о том, что не стал бы звездой, не будь рядом Джордана. Ему не дали показать это в 94-м, но дали в 99-м – в концовке с «Лейкерс» окончательно стало ясно, что это все же не его. Дальше в «Портленде» он вновь с радостью воспримет любимую вспомогательную роль  и будет куда более полезен.

Дрекслера всегда обвиняли в том, что он сломался перед жесткостью Джордана в 92-м. Когда тот клал через него те трехочковые, он пребывал в таком же упоении, как и все остальные, и одновременно его подбадривал в стиле: «Отличный бросок, ну ты даешь вообще». Этой чемпионской жесткости и живучести у него не появилось и в последних сериях с «Ютой» – и он решил, что заканчивает еще до конца сезона.

Баркли больше хотел бороться за титулы не для себя, а для своего лучшего друга. В перепалке с Пиппеном он оставил последнее слово за собой:

«Эта история меня раззадорила. Я хочу доказать, что все ошибаются на мой счет. Хочу доказать, что он ошибается на мой счет, ведь здесь затронуто мое мужское достоинство. Я не хочу подставляться. Не хочу подводить болельщиков, ведь они верят в меня. Хочу, чтобы они знали, что я ни на что не променял бы опыт игры в «Рокетс».

Но летом 99-го «Рокетс» решили ему недоплатить (обещали 12 млн, дали 9 млн), и в отместку он обиделся, специально растолстел перед последним сезоном, получил еще одну травму и запомнился лишь тем, что вообще вернулся на паркет ради последнего матча в карьере.

Птица, утратившая гнездо, яйцо на пустой баскетбольной площадке кладет в кольцо.

Фото: REUTERS/Adrees A.; Gettyimages.ru/Brian Bahr/Allsport, Alexander Hassenstein/Bongarts

Другие посты блога

Все посты