Tribuna/Теннис/Блоги/Глаз Народа/Теннис – главный ЛГБТ-спорт: лесбиянки построили женский тур, Федерер готов принять первого гея

Теннис – главный ЛГБТ-спорт: лесбиянки построили женский тур, Федерер готов принять первого гея

Блог — Глаз Народа
Автор — Валерия Ли
30 июня 2020, 18:27
2
Теннис – главный ЛГБТ-спорт: лесбиянки построили женский тур, Федерер готов принять первого гея

Закрываем месяц прайда.

Исторически спорт – приверженец традиционных гендерных ролей. Несмотря на то, что уже в Древней Греции наряду с Олимпийскими играми для мужчин проводились Герейские для женщин, спорт всегда воспринимался скорее мужским занятием: симуляцией войны, демонстрацией силы, выносливости, уверенности в себе – канонических маркеров маскулинности.

Женский спорт формировался медленнее и пережил скачок в развитии только в последней четверти XX века, так что женщины в спорте по-прежнему зачастую сведены к сущностно маргинальной позиции: им меньше платят, их меньше освещают, им дают меньше возможностей – как будто они занимаются чужим делом.

Такая четкая гендерная стереотипизация сделала спорт одной из индустрий, наименее отзывчивых к ЛГБТК-движению, – даже в XXI веке, когда уровень гомофобии в развитых обществах постоянно снижается, а каминг-ауты публичных фигур уже лишены ауры скандальности. В мире 2020-го любовь к Dolce & Gabbana вызывает гораздо больше недоумения, чем влечение к человеку своего пола, но в спорте по-прежнему господствует парадигма гетеронормативности.

В этом контексте в уникальном положении находится теннис. Спорт, часто ассоциирующийся с консервативностью и даже ретроградством, теннис исторически имеет, возможно, самую прочную во всей индустрии связь с ЛГБТК-сообществом. И хотя, скажем, в современном мужском туре нет ни одного открытого гея, идеологически теннис – с его культом индивидуальности и самовыражения – пожалуй, самый толерантный из глобальных спортивных видов.

Лучший игрок начала века был геем. К этому относились спокойно, пока он не начал домогаться детей

В истории тенниса не просто были геи, лесбиянки и трансгендеры – они на разных этапах становились знаковыми для тенниса фигурами. Так, лучший теннисист первой половины XX века по версии Associated Press Уильям (Билл) Тилден не скрывал свою гомосексуальность в эпоху, когда она была вне закона. На корте он был самым доминантным игроком 1920-х и всего периода до Открытой эры – семикратным победителем чемпионата США (предшественника US Open) и Кубка Дэвиса, первым американцем, выигравшим «Уимблдон», и человеком, за шесть лет не проигравшим ни одного матча. Тилден использовал вращения и укороченные удары, когда общий уровень тенниса до этого еще не дорос, и в США накануне Великой депрессии стоял в одном ряду с великими современниками вроде бейсболиста Бэйба Рута и боксера Джека Демпси.

Тилден был артистичен, эксцентричен и считал себя художником: на финал US Open он однажды вышел в пальто из верблюжей шерсти, на пике формы демонстративно сдавал соперникам сеты, чтобы создать в матче интригу; параллельно с теннисом писал книги, а после покорял Голливуд и Бродвей. По характеристике Международного зала теннисной славы, куда его ввели посмертно в 1959-м, Тилден «был красив, умен, общителен и обаятелен, но еще – упрям, высокомерен и безразличен к окружающим. Вместе с его славой росло и его эго».

Со временем поведение Тилдена стало откровенно непристойным, и он из теннисного Оскара Уайльда превратился в обычного педофила: в 1940-е дважды приговаривался к тюремным срокам за неподобающее поведение сексуального характера в отношении мальчиков. Если на гомосексуализм Тилдена еще смотрели сквозь пальцы, то растление малолетних разрушило его репутацию и сделало изгоем. Он умер вскоре после второго заключения в безвестности и бедности – по легенде, после смерти Тилдена на его его счету осталось 88 долларов 11 центов.

Легендарный теннисный обозреватель The New York Times Эллисон Данциг, работавший почти 50 лет с начала 1920-х, называл Тилдена «величайшим игроком, которого видел», а большой теннисный энтузиаст Владимир Набоков вписал его в «Лолиту» в образе «знаменитого бывшего чемпиона», учившего Долорес теннису в Калифорнии.

Пятикратная чемпионка «Шлемов» первой надела на корт шорты, была офицером разведки ВМФ и любовницей it-girl джазового века

Тилден опекал и немного тренировал младшую соотечественницу Хелен Джейкобс – пятикратную чемпионку одиночных «Шлемов» 1930-х и еще одну теннисную ЛГБТК-икону. В историю тенниса Джейкобс вошла прежде всего как половина «Войны двух Хелен» – соперничества с тезкой Уиллc-Муди. Джейкобс в этом противостоянии была аналогом Марии Шараповой в противостоянии с Сереной Уильямс – из 11 встреч выиграла только одну, хотя в остальном сделала блестящую карьеру: брала чемпионат США (четырежды), «Уимблдон» и играла в финале первенства Франции.

В околотеннисной истории Джейкобс закрепилась, во-первых, как теннисистка, выходившая на корт в шортах уже в конце 1920-х, когда теннисные юбки выше колена еще считались вызывающими, и даже мужчины еще играли в брюках. Поначалу Джейкобс в шортах только тренировалась, а официальные матчи продолжала играть в юбках (но уже без чулок, сковывавших движения); в 1933-м же она в шортах выиграла US Open, а в следующем году дебютировала в них на «Уимблдоне» и провозгласила: «Для игры это огромное преимущество. Единственная причина, по которой мы не начали играть в шортах раньше, – это предрассудки. Я очень много очков проиграла из-за того, что ракетка цеплялась за юбку. И это не говоря о том, что в них приятнее, и они позволяют двигаться быстрее». В 1934-м Джейкобс сыграла в шортах матч, на котором присутствовала королева Великобритании, в 1936-м в них же попала на обложку журнала Time, а после тенниса среди прочего занималась дизайном спортивной одежды.

Джейкобс была флагманом женского эмпауэрмента во всех сферах жизни. Во Вторую мировую она служила в разведке ВМФ и стала одной из пяти женщин, получивших звание коммандера, а ее романтической партнершей около десяти лет была Хенриетта Бингам – наследница одной из богатейших семей американского юга, серийная соблазнительница, флэппер и член «Блумсберийского кружка» – элитарного клуба английских интеллектуалов. Хенриетту, с семьей переехавшую в Лондон после того, как ее отец стал послом США в Великобритании, «вожделели и мужчины, и женщины, а ее молодость полыхала сексом», говорится в биографии Бингам, написанной ее внучатой племянницей.

Джейкобс провела уикенд в семейном доме Бингамов в графстве Беркшир после поражения в финале «Уимблдона»-1934. В следующем году Бингам и Джейкобс поселились в поместье на 200 гектаров в США, а когда еще через год Хелен наконец выиграла «Уимблдон», они вместе позировали фотографам и вообще были неразлучны.

Джейкобс стала для Бингамов членом семьи, но на похоронах отца Хенриетты Роберта в 1937-м женщины были вынуждены стоять порознь из-за роста гомофобских настроений в Америке того времени. Поэтому же Бингам и Джейкобс стало сложнее жить вместе, и постепенно отношения закончились. Но если Джейкобс продолжила спортивную карьеру, а потом написала 19 (!) книг и прожила до 88, то дальнейшая жизнь Бингам сложилась трагически, став чередой нервных срывов, депрессий, неудачных отношений и передозировок.

Главного немецкого теннисиста до Беккера посадили за гомосексуализм – правда, только после того, как он отказался быть лицом нацистов

Победа еврейки Джейкобс на «Уимблдоне»-1936 совпала с подъемом антинацистских настроений в Великобритании. А учитывая, что в финале она обыграла немку Хильду Сперлинг, The New York Times предположила, что Джейкобс «приветствовала самая горячая овация, которую когда-либо видел «Уимблдон». Сперлинг – трехкратная чемпионка французского «Шлема» – пять раз играла в финалах «Уимблдона» в разных разрядах, но победила лишь однажды – в миксте с бароном Готфридом фон Краммом.

Фон Крамм – аристократ, всеобщий любимец, противник Гитлера и гомосексуалист – прожил жизнь, больше похожую на кино. Известный элегантностью и безупречными манерами, фон Крамм был популярен и среди коллег, и среди болельщиков. В одиночном разряде он дважды выигрывал Открытый чемпионат Франции, но главные сюжеты его карьеры связаны с выступлениями в Кубке Дэвиса.

В 1935-м Германия в полуфинале Кубка встречалась с США, и фон Крамм играл в ключевом парном матче. В пятом сете немцы получили матчбол, и оба кинулись на мяч, брошенный американцами на середину корта. Быстрее был партнер фон Крамма Кай Лунд – он пробил навылет, и судья уже объявил «Гейм, сет, матч – Германия», когда барон поднял руку в знак протеста. Он сказал, что, прежде чем Лунд нанес удар, мяч отскочил от его – фон Крамма – ракетки, а значит, очко выиграли американцы. Матч продолжился, этот розыгрыш стал одним из пяти матчболов, не реализованных немцами, американцы выиграли матч 8:6 в решающем, в следующем оформили победу во встрече и вышли в финал. Фон Крамм, когда его капитан назвал его позором нации, ответил:

«Я выбрал теннис в детстве, потому что это игра джентльменов, и именно так я в нее всегда играл. Как бы я спал сегодня ночью, промолчав после того, как мяч коснулся моей ракетки? Никак, потому что я нарушил бы все принципы честной игры. Так что я не считаю, что я опозорил немецкий народ, – наоборот, я оказал ему услугу».  

Два года спустя на аналогичной стадии Кубка Дэвиса фон Крамм встречался с давним соперником и другом американцем Доном Баджем на центральном корте «Уимблдона». Перед самым выходом на корт, куда теннисистов провожал уимблдонский церемониймейстер Тед Тинлинг, фон Крамма позвали к телефону. Тинлинг, не хотевший заставлять ждать пришедшую на матч королеву, протестовал, но фон Крамм все же ответил. Считается, что со словами напутствия теннисисту звонил Адольф Гитлер, давно хотевший сделать его олицетворением превосходства и благородства арийской расы. Фон Крамм, не раз отказывавшийся вступать в партию и однажды даже назвавший Гитлера маляром, быстро закончил разговор и вышел на корт вовремя. 

Встреча закончилась победой Баджа со счетом 8:6 в пятом сете после того, как он проиграл два первых и уступал 1:4 в последнем. Матч стал для современников тем же, чем финалы «Уимблдонов»-1980 и 2008 для более поздних поколений болельщиков, – лучшим теннисом, который они когда-либо видели. Фон Крамм принял поражение с достоинством и у сетки сказал Баджу, что был счастлив разделить главный матч жизни именно с ним. «По-моему, мы оба тогда хотели плакать», – вспоминал потом американец.

Поражение в идеологически важном матче в сочетании с критикой власти сделали фон Крамма в Германии политической мишенью. Следующей весной его арестовали по обвинению в «сексуальных нарушениях» – за связь с актером еврейского происхождения Манассе Хербстом, которому он после отъезда того в Палестину еще и отправлял деньги. Фон Крамм признал отношения и был приговорен к году тюрьмы, хотя позднее изменил показания с секса на «взаимную мастурбацию», а денежные переводы Хербсту его адвокат объяснил судье шантажом «подлого еврея». 

В Германии процесс над фон Краммом не освещался, но о нем написала The New York Times – так о нем узнали в мире, и Бадж организовал кампанию в поддержку друга, к которой присоединились 25 спортсменов, включая бейсбольную суперзвезду Джо Ди Маджо. Об ориентации фон Крамма все в теннисе знали и так, а поскольку, в отличие от Тилдена, он личную жизнь не афишировал и никого не ставил в неудобное положение, это ни для кого и не было проблемой. «Готфрид вел очень закрытую жизнь, – вспоминал его соперник Ладислав Хект. – Мы все знали, что он гомосексуалист. Он всегда был в компании молодых людей. Но никого из нас это совершенно не задевало. Он был прекрасным человеком, добрым и благородным». 

Фон Крамм вышел из тюрьмы через пять месяцев и продолжил спортивную карьеру. Его судимость, пусть и очевидно политическая, не позволила ему сыграть на «Уимблдоне» и US Open, то есть фундаментально теннис тогда еще не был так толерантен и либерален, как отдельные игроки. С началом войны фон Крамм ушел на фронт – потому что, хоть и не был нацистом, был патриотом. В 1942-м, вскоре после обморожения, полученного под Москвой, он был уволен из армии с лишением прав и привилегий – предположительно, за участие в антигитлеровском заговоре. В живых он остался, по всей видимости, благодаря покровительству Густава, короля Швеции, в отношениях с которsv Гитлер был заинтересован. После войны фон Крамм сделал успешный бизнес по торговле египетским хлопком, а также восстановил родной теннисный клуб Рот-Вайсс, который сейчас находится на улице его имени.

И первый стилист, и первый трансгендер женского тенниса – консерваторы

Фон Крамм никогда не подтверждал историю о звонке Гитлера, так что есть версия, что ее выдумал Тед Тинлинг – другой знаменитый теннисный гей, промоутер, модельер и романтик, чья удивительная жизнь описана тут.

Британец Тинлинг никогда не скрывал свою гомосексуальность и стоял у истоков тенниса как главного в мире спорта для женщин. Для первого поколения профессиональных теннисисток Тинлинг был имиджмейкером, менеджером, PR-агентом и father figure. Старомодные взгляды на женственность в нем прекрасно сочетались со смелостью и свободой. Тинлинг не был революционером или правозащитником, но его энергия и преданность помогли женскому теннису найти свой путь и обрести лицо. 

Такое невольное визионерство объединяет Тинлинга с современницей Рене Ричардс, теннисисткой-трансгендером, в 1977-м первой сыгравшей на US Open. Право соревноваться с женщинами Ричардс отстояла через суд, после чего в возрасте за 40 провела несколько достойных сезонов в WTA – это при том, что играть в теннис профессионально в ее планы вообще не входило, а после операции по коррекции пола – тем более (не говоря о том, что в туре ей тоже совершенно не были рады). Статус ЛГБТК-иконы Ричардс приняла только сильно позднее и до сих пор своим главным достижением считает не его, а карьеру глазного хирурга, по ходу которой прооперировала больше 20 000 детских глаз. «Моим наследием, скорее всего, станет моя правозащитная карьера – хотя я никогда даже не относилась к ней как к карьере. Я просто делала то, что потом оказалось примером для других», – говорила она в прошлом году.

Вопреки репутации борца за права трансгендеров Ричардс, которой сейчас 85, придерживается довольно консервативных взглядов на их участие в спортивных соревнованиях: допуск до женского спорта людей, не прошедших хирургическую коррекцию пола (а только гормональную), она считает категорически недопустимым, потому что мужская биология все равно даст им неконкурентное преимущество. А тем, кто прошел коррекцию пола уже взрослым, по Ричардс, паритета в женском спорте вообще не добиться: «Это одна вещь, которая [транссексуалам] в женском качестве должна быть недоступна».

Лучшие теннисистки ранней WTA – лесбиянки, но женский теннис изо всех сил культивировал гетеросексуальность

В конце 1970-х на судебном процессе Ричардс за право сыграть на US Open в ее пользу свидетельствовала Билли Джин Кинг – одна из основательниц WTA, главная женщина мирового спорта и флагман глобальной борьбы за права женщин (больше об истории ее активизма здесь). Всей этой славы и авторитета Кинг добилась, больше десяти лет скрывая, что она лесбиянка, потому что на том этапе развития женского тенниса это угрожало самому существованию WTA. 

Патриархальная идея о том, что женщина-спортсменка – это отклонение от нормы, в обывательском сознании иногда ассоциировала профессиональный женский спорт с лесбиянством. Проявления решительности и воли к победе в сочетании с атлетичностью фигур, которая тогда не считалась привлекательной, эффект усиливали. Поэтому молодой женский теннис старательно строил свой нарратив на подчеркнутой фемининности и гетеросексуальности. Даже победа Кинг в культовой Битве полов в 1973-м, превратившая женский теннис в мировое явление, не ослабила, а наоборот, увеличила общественное давление на теннисисток: они должны были активно соответствовать конвенциональным представлениями о женственности, чтобы как-то компенсировать неженственность их профессии (это противоречие сохранялось до появления Крис Эверт, первого секс-символа из числа теннисных чемпионок).

«Девушки из тенниса были бы гораздо счастливее, если бы остепенились, вышли замуж и завели семью, – говорил тогда чемпион «Уимблдона» Стэн Смит. – Теннис – это тяжелая жизнь, и женщинам она не подходит, она лишает их женского начала. Они становятся слишком независимыми и больше не смогут адаптироваться в обычной жизни, не смогут зависеть от мужчины».

Тед Тинлинг вспоминал, как в 1970-е на турнире в Истбурне на матче, обе участницы которого были лесбиянками, один зритель вскочил с места и закричал: «Все, хватит! Хватит! Я больше не буду смотреть на этих проклятых лесбух ни секунды! С меня довольно!» Лесбийская паника, в частности, рождала истории, что теннисный тур развращает молодых девочек, «вербуя» их в гомосексуальные связи, а современница Кинг Мартина Навратилова скрывала ориентацию еще и из опасений, что ей откажут в американском гражданстве. 

Кинг и Навратилова считаются первыми действующими спортсменками, совершившими каминг-аут, но строго говоря с обеими случился аутинг – в 1981-м их вынудили признаться в однополых связях: Кинг – бывшая любовница, через суд потребовавшая денежную компенсацию, Навратилову – газета, отказавшаяся ждать согласия на публикацию откровенного интервью.

Дальнейшие события показали, что опасения теннисисток не были напрасными. Признание замужней Кинг в связи с бывшей ассистенткой Мэрилин Барнетт хвалили за честность и смелость, и ее поддержали коллеги и руководство WTA, а либеральный Newsweek так вообще утверждал, что быть лесбиянкой – это «не распущенность и не скандал», но репутационного ущерба избежать не удалось. У Ассоциации, и без того озабоченной имиджем, на время натянулись отношения со спонсором Avon, а молодым теннисисткам Андреа Джегер и Пэм Шрайвер издание The National Enquirer предлагало по 5 000 долларов за инсайды в лесбийские практики тура.

Непосредственными последствиями аутингов для Кинг и Навратиловой стали огромные финансовые потери: первая рассказывала, что в течение суток после заявления лишилась всех спонсоров, потеряла почти подписанный полумиллионный контракт с производителем одежды и не получала новых предложений следующие пять месяцев. Навратилова говорила, что за 1980-е, большую часть которых провела первой ракеткой мира, потеряла порядка 10 000 000 долларов спонсорских доходов, – в 1984-м, например, полученное ею выгодное предложение о сотрудничестве в последний момент было отозвано президентом компании: «Он сказал: нет, потому что она лесбиянка». В том же году обозреватель Daily Mirror критиковал ее классический уимблдонский образ за «бесполость»: «Одетая в безрукавку и рубашку поло Навратилова – воплощение бесполого стиля. Из всего, что на ней надето, не унисекс только юбка. Я считаю, что теннис – это своего рода балет, и одежда теннисисток должна акцентировать их женственность». 

Нетрудно понять, почему Кинг позднее называла насильный каминг-аут «чудовищным опытом», от которого восстанавливалась 20 лет: «Никому такого не пожелаю. Сказав правду [когда была к этому не готова], я себе же причинила вред». Полный каминг-аут (как лесбиянка, а не бисексуалка) Кинг совершила аж в 1998-м и только тогда приняла на себя роль ЛГБТК-активистки.

Первый сознательный каминг-аут в теннисе совершил тинейджер

Навратилова, тоже ставшая лицом ЛГБТК-активизма, после выхода из шкафа играла еще больше 20 лет. Она завершила карьеру уже в совсем другом теннисе в 2006 году – лучшем сезоне Амели Моресмо, чей каминг-аут семью годами раньше был симптоматичен тому, как поменялись времена. 

Моресмо рассказала о своей ориентации 19-летней во время Australian Open-1999, где в полуфинале обыграла первую ракетку мира Линдсей Дэвенпорт, после матча сказавшую: «Мне казалось, что я с парнем играю» (соперница Моресмо по финалу Мартина Хингис мысль поддержала и назвала ее «наполовину мужчиной»). Несмотря на враждебные комментарии, каминг-аут Моресмо не был политическим заявлением – она просто рассказала о себе на пресс-конференции, по ходу отметив, что принятие своей сексуальности стало одним из залогов ее успеха на корте. «Мне жаль теннисисток, которым приходится скрывать, что они лесбиянки. Жить в шкафу для них очень тяжело».

Позднее Моресмо говорила, что не делала из своей ориентации секрета «не потому, что хотела стать символом или привлечь внимание, а просто потому, что не хотела всю карьеру обходить эту тему». Она стала первой теннисисткой после Кинг и Навратиловой, по ходу карьеры открыто признавшейся, что она лесбиянка, а значит, первой действующей теннисисткой, совершившей полноценный каминг-аут, – не под влиянием внешних обстоятельств, как американки, а по собственной воле, еще и в самом начале карьеры.

Признание Моресмо, понятно, породило череду реакций, которые сейчас выглядят страшно гомофобскими, но 20 лет назад были вполне безобидными. «Мускулистые плечи Моресмо проступают из-под ее топа, пока она самоуверенно рассекает по корту, как тяжелоатлет – по спортзалу», – писал Associated Press. «Обычно женщины играют в теннис против мужчин только в смешанном разряде. Но это изменилось вчера, если верить первой ракетке мире Линдсей Дэвенпорт», – чуть более отстраненно сообщала Daily Telegraph. «Oh, Man, She’s Good», – каламбурил Herald Sun. 

Каминг-аут Моресмо стал важнейшим шагом в процессе дестигматизации ЛГБТК-теннисисток. Пусть француженку никогда не интересовал активизм, и пусть даже среди современниц она была далеко не единственной лесбиянкой, Моресмо, как Рене Ричардс, стала спонтанным ЛГБТК-пионером. Для поколений теннисисток после Моресмо во многом отпала необходимость не только скрывать нетрадиционную ориентацию, но и – что даже важнее – отдельно заявлять о ней как о чем-то, требующем общественной валидации. Именно так Франческа Скьявоне и Карла Суарес-Наварро просто запостили фотографии со своими девушками, а Элисон ван Эйтванк даже отвергла предположение, что каминг-аут как-то изменил ее жизнь: «Не думаю, что это вообще как-то на меня повлияло».

В теннисе все еще нет ни одного открытого гея, но Федерер говорит, что это не признак гомофобии

Отсутствие открытых геев в современном мужском туре ван Эйтванк объясняет все еще слишком сильными стереотипами атлетической маскулинности, из-за которых мужчине в спортивной среде сложнее признаться в гомосексуальности, чем женщине.

Единственный известный гей из профессиональных теннисистов – американец Брайан Вэхэйли, игравший в начале нулевых, – совершил каминг-аут сильно после завершения карьеры. В последние годы 40-летний Вэхэйли, с мужем Биллом воспитывающий двух сыновей, вернулся в теннис в роли ЛГБТК-просветителя и надеется поспособствовать созданию в туре атмосферы принятия и инклюзивности, которой в его время не было. 

«Тогда дружественное отношение к ЛГБТ-сообществу еще не сформировалось, так что, совершив каминг-аут в то время, я рисковал оказаться в полной изоляции, – рассказывал Вэхэйли в 2018-м. – Это могло сказаться на моих дружеских отношениях в туре. Актуализация темы гомосексуальности могла превратить меня в изгоя, потому что тогда гораздо больше людей считали себя вправе осуждать тебя за твой образ жизни. Я постоянно слышал гомофобные комментарии в раздевалке. Такая в то время была культура».

Вэхэйли говорит, что к нему не раз обращались за советом профессиональные теннисисты-геи, опасающиеся последствий своего гипотетического каминг-аута. «Я говорю им, что сейчас для этого очень благоприятное время. Люди стали гораздо более спокойны и толерантны, и есть полно спортсменов-геев, которые отлично зарабатывают, так что можно больше не бояться потерять спонсоров».

Социальный климат для представителей ЛГБТК в теннисе – как и во всем спорте и остальных сферах жизни – в XXI веке действительно стал более мягким и продолжает улучшаться. У Ассоциации тенниса США, например, есть специальная Стратегия многообразия и инклюзивности, направленная на ЛГБТК-сообщество, а топ-игроки поддерживают тематические круглые столы и дискуссии в медиа: Кевин Андерсон регулярно на них выступает, мультичемпионка парных «Шлемов» Ренне Стаббс входит в консультационный совет правозащитной группы Athlete Ally, а Роджер Федерер в позапрошлом году провозгласил: «Думаю, в туре игрока-гея примут без вопросов. Я только за, это же хорошо. Не особо важно, откуда ты, кто ты, я поддержу, если ты решишь открыто об этом заявить. Мне кажется, и самому человеку станет легче, да и вообще люди должны поддерживать друг друга».

Понятно, что проблема принятия меньшинств – не только сексуальных, но и вообще любых – всегда гораздо глубже отдельных инициатив и деклараций толерантности. В теннисе это подтверждают, например, заявления вроде тех, что делал Сергей Стаховский («В WTA почти каждая вторая теннисистка – лесбиянка. Свою дочь я точно в теннис не отдам») и регулярно делает Маргарет Корт, осуждающая гомосексуалистов с позиции религии. Но уже то, что сейчас остракизму подвергаются они, а не люди, на кого направлена их гомофобия, говорит о демаргинализации представителей ЛГБТК, о которой 40 лет назад они могли только мечтать. В случае с теннисом это очень закономерно – более-менее вся его история так плотно переплетена с либерализацией общественной жизни и борьбой за всевозможное равенство, что из глобальных видов спорта он, кажется, ближе всех важной идее, которая даже в XXI веке очевидна еще не всем: да, человек во многом зависит от своей сексуальности. Но он ею не определяется.

Фото: Gettyimages.ru/Topical Press Agency, Walter Bellamy/Express, Michael Webb/Keystone/Hulton Archive, Kena Betancur, Harry Todd/Fox Photos/Hulton Archive, Adam Pretty/ALLSPORT; AFP PHOTO / GLYN KIRK; en.wikipedia.org

Другие посты блога

Все посты