«Бабушку расстреляли у калитки». Мощная история беженца из Абхазии в «Динамо»
Бадри Акубардия рассказал Тарасу Щирому о дубле киевлян, Хацкевиче и Майдане.
Боевые действия между Абхазией и Грузией в 1993 году унесли жизнь бабушки 25-летнего Бадри Акубардия и многих жителей родного села Пичори. Семья Бадри уехала на ПМЖ в Украину, обжилась в Черниговской области, а парень вырос в футболиста, который едва не сыграл за основу «Динамо», а теперь играет за «Гомель».
* * *
– Как мне предложили поехать играть в «Гомель»? – с улыбкой на лице начинает Бадри. – Был в гостях у друга в Киеве. Лежал, отдыхал, что-то клацал в телефоне, и тут звонок – на экране высвечивается фамилия Хацкевич. Снимаю трубку, а он спрашивает: «Ты вообще где?» – «В Киеве» – «Я понимаю, что в Киеве. А занимаешься чем? В какой команде?» Сразу подумал, может, в «Динамо» меня хочет вернуть. Я тогда как раз без клуба был. С «Сумами» незадолго до этого закончился контракт.
И тут он говорит: «В Гомель не хочешь поехать? Там команде нужен крайний защитник». Я знал, что есть такая команда. Да и в сам город когда-то приезжал из Бахмача на соревнования. Подумал, чего мне без дела сидеть в Киеве? Поехал на просмотр. Пробыл с командой пять дней, провел одну товарищескую игру и вернулся назад в Украину. Мне сказали, что в клубе уже много легионеров и что за меня нужно будет какую-то компенсацию заплатить федерации. Но потом все сложилось, я всем доволен (Акубардия провел за «Гомель» девять матчей и забил один гол – Tribuna.com): и футболом, и городом, где живу.
«Бабушку в Абхазии расстреляли прямо у калитки»
– Ты родился в абхазском селе, а гражданство у тебя украинское. Как так получилось?
– Родился в роддоме в Зугдиди, а родина моя – село Пичори, где жили все родственники. Абхазия. Побережье Черного моря. Разговаривают там на мегрельском языке. Суперское место. Мама работала учительницей в местной школе, преподавала и литературу, и математику, а папа занимался всем подряд. Ну, что там еще можно делать?
Мне рассказывали, когда мама понравилась отцу, он ей написал письмо. Она сразу на письмо не отреагировала, однако понимала, что папа – видный парень, и все местные девушки за ним ухлестывают. На ухаживания не велась. Бабушка Линери ей говорила: «Не нужно ему отвечать. Он плохой парень, и к добру все это не приведет». Но он все равно ухаживал, и со временем они начали встречаться. А потом уже и родители были не против их отношений. В итоге поженились.
– Почему тебя назвали Бадри?
– Ну, когда я родился, сначала получил имя Бачо, а через несколько месяцев в автокатастрофе погиб родной брат отца, царство ему небесное. Вот его и звали Бадри. Поэтому меня и переназвали. Так записано в паспорте, а друзья и родители меня по сей день называют Бачо.
– В 1992 году начался военный конфликт между Абхазией и Грузией. Как он сказался на твоей семье?
– Мы первое время жили у маминых родителей, и когда мама и папа узнали, что наступают войска, сразу же вывезли меня к нашим родственникам в Ростов-на-Дону. Тогда, кстати, из Пичори много грузин уезжало (из Абхазии были вынуждены выехать около 250 тысяч грузин – Tribuna.com). Ехали на поезде, наверное, дня два. Мне тогда, по-моему, было полгода. Может, чуть больше. Жили в частном доме. Мать все время со мной была.
Помню только карусели и мороженое в форме футбольного мячика, которое по вкусу напоминало пломбир. И весь мой ростовский отрезок ассоциируется у меня лишь вот с этим мороженым. Со временем отец уехал искать жилье в Украину, куда перебрались его друзья из нашего села. Они звали его агробизнесом заняться. Когда все нашел, забрал нас, и мы переехали в Бахмач в Черниговскую область.
– Что во время войны произошло с твоим родным селом?
– Разруха. Мою бабушку – мать отца – убили. Во время обстрела они с дедушкой спрятались в погребе. Как мне папа рассказывал, через какое-то время, несмотря на уговоры дедушки, она решила подняться наверх, вышла из дома, и ее расстреляли прямо у калитки. Кто вел огонь – абхазы или грузины – я не знаю.
А бабушка Линери как-то говорила, что она скрывалась от военных в хлеву между коровами и буйволами, пока солдаты ходили по улицам и палили деревню. В ту ночь они с дедушкой бежали, и со временем приехали к нам в Ростов. Село тогда уничтожили, погибло много местных жителей. Но сейчас уже многое восстановлено, и люди вернулись к обычной жизни. Выращивают апельсины, мандарины, инжир и, конечно, виноград. С чем-чем, а с фруктами там вообще вопросов нет.
Мое первое впечатление от Бахмача – большое количество грузин. Это я отчетливо запомнил. Кто беженцы, а кто просто так приехал. Практически все были индивидуальными предпринимателями, продавали запчасти и занимались агробизнесом – торговали фруктами и выращивали овощи. Отец в том числе. Он уже был раньше в Украине, ему давалось все проще, а маме было намного сложнее привыкнуть к новому месту и принять, что твое родное село разрушили.
Папа футболом увлекается, играл в Белой Церкви, когда служил в армии. И мама интересуется. Мне даже кажется, что сейчас она лучше меня в футболе разбирается. И когда мне исполнилось шесть лет, именно она привела меня в секцию. Людей собралось тогда очень много, но лишь я один до сих пор играю. Все давно закончили.
Отец был моим главным критиком, и если я даже хорошо сыграл в каком-то матче, забивал пару мячей, он все равно воспитывал меня: «Два забил, а почему не три?»
«Если делали плохо подкаты, то тренер отправлял команду отрабатывать их на щебень»
– Ко мне в команде относились спокойно и никогда не смотрели косо, не оскорбляли по национальному признаку и не говорили, что я беженец. У меня еще в садике появилось много друзей среди местных ребят, а учить украинский язык начал раньше, чем русский.
Наша команда не участвовала в первенстве Черниговской области, но мы ездили, куда только можно. Как-то принимали участие в турнире «Колокола Чернобыля» в Киеве, меня заметили тренеры РВУФК (Республиканское высшее училище физической культуры – Tribuna.com) и предложили переехать в столицу. Пообещали маме, что будет хорошая школа, питание и проживание. Ну и, наверное, самым главным доводом было то, что это приближенная школа к «Динамо», и можно постараться зарекомендовать себя и попасть в команду.
Согласился и поехал на просмотровый матч. Формы у меня не было. Думал, выдадут. Зашел в раздевалку, жую жвачку, пацанам предлагаю, а они мне в ответ: «Ты что? Выплюнь! Сейчас тренер зайдет – тебе такая хана будет». И тут появляется тренер Дмитрий Назаренко, увидел меня и говорит: «А чего ты не переодеваешься?» – «Думал, мне форму дадут» – «Что?» Играл в итоге в обычной своей зеленой адидасовской кофте, в которой приехал. Выиграли у кого-то 16:0, а я забил, наверное, голов шесть.
Но Назаренко оказался очень строгим, и жестко меня прессовал: «Ты не футболист. Ты – никто. Ты не будешь играть в моей команде». Пришел как-то после тренировки в интернат в слезах и сразу отцу набрал: «Алло, папа! Забери меня отсюда, больше не могу». Родители меня тогда хорошо подбодрили, и я неплохо проявил себя в каком-то турнире. Меня оставили, а потом Назаренко вообще сделал меня капитаном команды. Все.
– У него были жесткие нагрузки?
– Мы тренировались на земляном поле. Травы на нем вообще не было. Работали там всегда – и в дождь, и в снег. У нас, к примеру, была тренировка, на которой мы отрабатывали подкаты. Если делали их плохо, то Назаренко отправлял команду на другую половину, где лежал какой-то щебень, и заставлял отрабатывать по-новому. Вратари у нас вообще бедные были. Назаренко ведь сам в воротах играл. У нас был такой Женя Кононенко. Во время одной тренировки он неудачно упал и сломал себе руку. Решил уйти с поля, но Назаренко на него закричал: «Стоять! Когда я увижу, что она у тебя действительно сломана, вот тогда с поля и уйдешь». Я был просто в шоке.
В десятом классе меня хотели забрать в «Шахтер», звонили родителям, но мне всегда было ближе «Динамо». И когда мне объявили, что перехожу в академию «Динамо», был очень рад.
– Помнишь свой первый день в «Динамо»?
– Я помню последний день в РВУФК. Меня никто не готовил и не предупреждал, что ухожу в академию. Все как-то смутно было. Закончилась тренировка, мне и еще трем ребятам сказали: «Вы переходите в академию». Говорю: «Ну, окей. Поехали». Я прошелся по всем комнатам, попрощался со всеми учителями и воспитателями. Для меня интернат стал настоящей школой жизни и выживания.
– Выживания?
– Да, мне там было по кайфу. Всего хватало. Вечно были какие-то стычки и драки с борцами и еще с кем-то.
– Из-за чего?
– Ну, в выходной устраивали обычную дискотеку. А с нами жили борцы, фехтовальщики, легкоатлеты, боксеры. И некоторым из них не нравилось, что девочки в первую очередь обращали внимание на футболистов. Из-за этого получались неразберихи. Я в драках тоже участвовал.
– В «Динамо» тебе сразу выдали новую форму.
– Наконец-то! Это была моя цель. Шучу, конечно. Но нас до этого нормально не экипировали, и мы с завистью смотрели на «Динамо»: «Блин, там же такая форма. Есть все, что ты хочешь». И все стремились попасть туда. Заселили меня в общежитие на станции метро «Нивки». Условия там, конечно, были супер. Это тебе не интернат, где раньше жил. Но и уровень дисциплины был другой. В девять вечера всем нужно было находиться на базе, в 11 закрывалась дверь, и ты уже не мог войти.
– Когда ты попал в дубль?
– Через год. У нас был матч с дублем «Динамо», после которого Мунтян должен был объявить список футболистов, которые полетят с дублирующим составом на сбор на Кипр. Сыграл здорово, сам был собой доволен, но после игры свою фамилию так и не услышал. Я очень расстроился, чуть ли не в слезах вернулся на базу. Думал, как так, я же хорошо сыграл. Сижу без настроения, и тут раздается звонок, и мне говорят: «Тебе вызывают в юниорскую сборную. Летишь на турнир». Но Шенген сделать мне не успели, и в итоге я все-таки полетел на Кипр. Там Мунтян и Ребров превратили меня из центрального в крайнего защитника.
«У Алиева постоянно играл шансон, одна и та же песня – «Пиковая дама». Просто катастрофа»
– Где ты познакомился с Хацкевичем?
– Именно с ним у меня ассоциируются и тренировки, и быт команды. На него нужно ровняться. Познакомился с Александром Николаевичем, когда он пришел работать в дубль, потом тренировался под его руководством в «Динамо-2». Для него в первую очередь важна дисциплина. Как в быту, так и в тренировочном процессе. Кроме того, к нему можно обратиться по любому вопросу. Он всегда мог поддержать, дать какой-то совет. Не знаю, с ним очень легко было. Но мог и нормально пихануть или показать взглядом, что так делать больше нельзя. Я как-то на тренировке попытался ему мяч между ног пробросить. Не получилось – мяч застрял, а я получил такого хорошего пенделя, что больше так делать мне не захотелось. Я сразу все понял.
– Громкий у него голос?
– Очень. Если довести, то будет плохо. Были разные истории, которые ему очень не нравились. Даже у меня, но говорить о них не хотелось бы.
– Его боялись?
– Уважали. Но иногда было стремно. У него ничего не летало в раздевалке, но пихануть он умеет. Часто для понимания хватало лишь взгляда.
– Когда к вам попал Алиев?
– Когда его с Милевским убрали из основы. Его просто перевели к нам.
– Особенный парень?
– Угу. Напихать мог еще до начала матча. На разминке играем квадрат, и тут начинается: «Вы что, перепуганные? Да дайте нормальный пас!» Мы после такого играть не хотели. А во время игр он так пихал, что вообще… Просто убивал. Но играл Алиев хорошо. Нашей команде нужен был такой футболист. Мы выступали в первой лиге и только-только начинали получать опыт игры с мужиками. Поэтому среди нас должен был присутствовать человек, который мог бы, грубо говоря, дать подсрачника.
Но если чересчур жестко пихал, Хацкевич за нас заступался и его останавливал: «Эй, рот закрой». У нас, кстати, еще был нигериец Юссуф Айила, которого тоже перевели из первой команды. Так даже он за нас заступался: «Слишишь, ты задолбаль уже! Орешь все вриемя! Голова уже болит!». «Все, ладно», – отвечал Алиев. Он все время говорил и говорил. Наверное, ему это нравится.
– Какие у него были главные странности?
– Музыку плохую слушал. Это точно. У него постоянно играл шансон, одна и та же песня – «Пиковая дама». Просто катастрофа. Зачем он ее все время ставил, я даже и не знаю. И в автобусе, и в раздевалке, и из наушников она была слышна. Музыку, конечно, в раздевалке могли и мы ставить, но никто даже не пытался пойти против него. Выбора не было.
Ребята однажды на базе жестко разыграли Алиева. Когда он шел на установку, всегда оставлял свой BMW с работающим мотором. И вот пока он был на установке, один футболист основы выехал на его авто с территории базы Конча-Заспа и спрятал машину в лесу. Алиев выходит, а машины нет. Там такая паника началась. Он бегал, кричал, не мог понять, что происходит. Потом ему рассказали, и он успокоился. При мне над ним таким образом несколько раз шутили.
Еще одну вспомнил историю, но связана она не с Алиевым. Был у нас один странный парень. Не хочу фамилию называть. Парнишка не от мира сего. Вечно был сам себе на уме. Он только-только купил себе кроссовки Gucci, и один чудак взял их поносить у него без спроса. Стоили, наверное, 400 долларов. На следующий день приносит обратно, а они уже немного подубитые, потертые, и говорит: «Братан, спасибо!» Пошел к себе, чистит зубы, и тут к нему в комнату заходит тот самый хозяин кроссовок. Держит ножик в руках и говорит: «Слышишь? Или ты мне покупаешь новые, или я тебя сейчас ударю» – «Ты что, успокойся! Отдам я тебе деньги». В итоге действительно отдал.
Помню, у меня с ним тоже была ситуация. Как-то провели первый тайм товарищеской игры за дубль и нас заменили. Сидим на лавочке, общаемся про имена, спрашиваем, кто и как назвал бы своих детей, и чудак просто беспардонно заявляет: «Я бы никогда в жизни своего ребенка не назвал бы таким дебильным именем как Бадри». Мы тогда завелись и неплохо друг друга помесили.
А однажды захожу в комнату, спрашиваю: «Что читаешь?», а он мне в ответ: «Как выжить в тюрьме». Своеобразный человек. Но чего у него не отнять, так это талант из ничего сделать гол. Два раза ударит по воротам – и мяч в сетке. Чуйка у него была сумасшедшая.
– Какие правила нельзя было нарушать в «Динамо»?
– В каждой комнате висели листики, на которых были прописаны штрафы. Деньгами наказывали, к примеру, если ты нагрубил тренеру и персоналу. Лишний килограмм стоил сто долларов. Самые жесткие штрафы были, если тебя увидели после 11 в каком-нибудь увеселительном заведении. Ну а если ты при этом был еще в нетрезвом состоянии, то штраф составлял сумму зарплаты, и ты шел на разговор к президенту. Но таких случаев при мне в нашей команде не было.
«Слышу, что местные грузины начинают обсуждать меня: «Б**, приехал тут какой-то легионер»
– Когда тебя вызвали в основу «Динамо»?
– На гостевой матч с «Ильичевцем». Перед игрой дубля ко мне подошел Хацкевич и сказал, что я попал в заявку. Радости были полные штаны. Набираю домой: «Алло, мама! Короче, включай завтра телевизор – я в заявке». Тайм сыграл за дубль и вместе с Богдановым поехали в гостиницу, куда ночью приехала команда. Когда утром пришел на завтрак, просто офигел. Не поверил, где я нахожусь. Подумал, может, командой ошибся. Вчера в дубле был, а проснулся в основе, и вижу перед собой за столом Гармаша, Хачериди, Ярмоленко… Я даже не знал, что кушать. Там столько всего было, что мне стыдно было брать. Разволновался я очень сильно.
Потом мне выдали игровую майку, прошла установка, назвали состав, и мы поехали на матч. Блин, я же мог сыграть тогда. Главным тренером был Блохин, но он лежал в больнице, и его заменял Михайличенко. В конце матча что-то произошло с Бетао, требовалась замена, и тренер подошел не ко мне, а к Богданову, и спросил: «Ты играл левого защитника? Нет? Значит, будешь» В итоге его выпустили. Я удивился. Ведь именно меня брали как левого защитника. Что я там тогда вообще делал?
В 2014-м «Динамо-2» расформировали, и многие ребята остались без команды. В том числе я. У нашей семьи есть друг Бесо Чихрадзе, и он мне тогда помог найти клуб. Так я уехал в «Зугдиди». Думал, высшая лига Грузии, может, приглянусь, потом в местную сборную возьмут. Но когда я туда приехал, понял, что с футболом в этом регионе беда. Никто ничем не хочет заниматься, постоянные задержки по зарплате, а администратор однажды вообще забыл вызвать команде автобус.
– Это как?
– Перед тем, как поехать на тренировку, все собирались на офисе и ждали транспорт. Сидим, ждем, думаем, где же наш автобус. Решили спросить у администратора, а он тут и спохватился: «Забыл набрать водителю!» В итоге набирает, а водитель еще дома спит. Такой смех был.
– Кроме тебя легионеры в команде были?
– Да. Наверное, пять украинцев и пять африканцев. Их очень невзлюбили болельщики. Мне потом Саня Ермаченко рассказывал, что к африканцам как-то ночью пришли местные пацаны и сказали: «Если вы сейчас не уедите, то вам будет плохо. Расписывайтесь, что не имеете претензий» Так они собрались и съехали.
Помню, приехал, первый день, тренировка, и слышу, что местные начинают обсуждать меня: «Б**, приехал тут какой-то легионер!» А я же мегрельский знаю и говорю: «Да-да, пацаны. Я вас понимаю». Они посмотрели на меня и сразу давай обниматься: «О, братуха, так ты свой». Я там столько наслушался про пацанов из Украины и про африканцев… Там такой полив был, что просто страшно. Даже не знаю, за что их так. Местным все время что-то не нравилось.
А этих африканцев и болельщики невзлюбили, хотя они были нормальными ребятами. Да и команда была неплохая. Если бы все дружили, другое дело было бы. А то пять черных где-то по себе бегают, украинцы отдельно держатся, местные – тоже. А я со всеми старался общаться. Кроме того, у меня в Зугдиди много родственников, поэтому много времени старался с ними проводить. Там их столько, что нужен год, чтобы всех проведать. Ты приезжаешь, и тебе сразу поляну накрывают. Ставят на стол только грузинское: лобио (блюдо из фасоли – Tribuna.com), хинкали, хачапурри, мамалыгу.
– Когда выпивали, петь начинали?
– Кстати, у нас так было на командном банкете. Мы победили «Сабуртало» со счетом 1:0, и по случаю победы нам накрыли поляну. В кафе собралась вся команда, и нам сказали: «Если будете и дальше побеждать, то будем так собираться после каждой игры». Победили потом лишь раз. Мы немножко выпили, и руководители клуба начали петь, а потом и танцевать вышли. Почему нет? Когда мы были все вместе, атмосфера была хорошая. Но легионерам было реально тяжело. Питания никакого не было, есть приходилось самим, с организацией футбола тоже огромные проблемы.
Зарплату мне всю вернули лишь через полгода, тогда, когда я поехал играть в «Гелиос». Это был совершенно другой уровень, нежели Зугдиди. Команда собиралась выходить в высшую лигу, все складывалось наилучшим образом. Меня наигрывали в качестве основного, коллектив был хороший и дружный. Но в первой игре я допустил ошибочку, которая стала роковой. Играли с «Десной» – лидером чемпионата, –пошла подача с фланга, я промазал по мячу, и сзади игрок замкнул – 1:0. И все. Я хоть и играл, но шансов закрепиться мне практически не давали. Ну а потом я уже оказался в «Сумах».
– Олег Дулуб рассказывал, что в первой лиге есть шесть команд, которые могли бы спокойно играть в УПЛ. Но есть договорные матчи...
– Я вообще этого не понимаю и никогда такого не видел. Когда мяч летит на голову футболисту, а он ее убирает, не вижу в этом ничего странного, думаю, что это футбол, может, мяч полетел как-то не так. А другие говорят, что этот человек играл нечестно и его нужно отправить на детектор лжи, дескать, он сдавал игру. Хотя, может, это только я так понимаю игровой момент. Со мной на каких-то сборах кто-то пытался говорить, предлагал пропустить в одной из атак специально мяч, но я отвечал: «Блин, вы что? Да я не умею и даже не знаю, как это делается» И я, конечно, отказался.
– Это было в «Гелиосе»?
– Нет, я, скажем так, был на просмотре в другой команде.
– Тебе лишь раз предлагали?
– Да.
– Твоих знакомых задерживали на по делу о договорных матчах?
– Нет, и людей, которые попали под подозрение, я не знаю.
«Я на Майдане ни разу и не был. Страшно было осознавать, что буквально в двух минутах от тебя идет бойня и убивают людей»
– Давай затронем еще одну тему. 2014 год. События на Майдане. Где ты был в то время?
– В Киеве. Я ведь тогда еще в «Динамо-2» играл.
– Опиши свою реакцию, когда узнал о событиях в центре города.
– Я тогда был на съемной квартире. В новости не углублялся, мне позвонил папа и рассказал, что происходит. Въезд в центр был закрыт. Там уже начинали разворачиваться боевые действия. Но все происходило лишь в центре. Остальной город жил обычной жизнью.
Никто не понимал, что на самом деле происходит. Тренировки не отменяли, но игроков предупреждали, чтобы никто никуда не ходил. Нам запретили. У тебя же контракт. Куда ты с ним пойдешь? Я на Майдане ни разу и не был. Страшно было осознавать, что ты сидишь дома, смотришь все по телевизору, а буквально в двух минутах от тебя идет бойня и убивают людей. Я из своего окна видел, как горит какое-то здание.
– Как все восприняли футболисты?
– Честно говоря, я старался в такие темы никогда не лезть и не обсуждать.
– Но ведь ты сам как-то рассказал, что готов взять автомат в руки и защищать Украину.
– Да, сказал так, потому что так думал, потому что хотел поддержать людей. Мне потом писали об этом в социальных сетях и спрашивали: «Ну что, ты пойдешь воевать?», а кто-то оставлял комментарии в стиле: «Дали бы ему автомат в руки, так он бы обосрался». Я считаю, что футбол и политика – это разные вещи, и смешивать их не стоит. Я занимаюсь своим делом и хочу, чтобы было мирное небо над головой.
– Что тебе в команде сказали о твоем заявлении?
– Тренеры ничего не говорили, а вот пацаны немного подкалывали: «Куда ты пойдешь? Ты и так с одной войны убежал, а теперь собрался на вторую?»
– Кого-то из футболистов забросило на Восток?
– Нет, но я знаю ребят из Черниговской области, которые участвовали в вооруженных действиях. Мы в детстве вместе с одним парнем занимались футболом. Так вот он вместе с отцом ездил воевать, но потом вернулись домой.
В конце сезона с «Динамо-2» ездил в Краматорск. Вот там реально стремно было. На блокпостах были постоянные проверки, за окнами – танки, военные. К нам заходили в автобус и смотрели, что и как. В самом городе военных было просто дофига. Я тогда еще задумался, мало ли, играешь, играешь, а тут на поле падает бомба – и все. Кто знает, что могло произойти. Но нас успокаивали, говорили, что в Краматорске спокойная обстановка. Просто стоят военные, которые защищают город. Вот и все.
– Украина стала твоей второй Родиной?
– Конечно, Грузия – это мой характер, родственники, душа, а Украина – страна, которая дала мне образование и возможность заниматься любимым делом. Я, если можно так сказать, стал там человеком.
– Ты всегда ощущал, что ты беженец, случайно попавший сюда человек?
– Нет, такого не было. Я никогда не понимал, что я беженец. И родители на этом особо не акцентировали внимание, дескать, мы беженцы, грусть, печаль и нас нужно пожалеть. Но если бы войны в Абхазии не было, я бы вряд ли оказался в Украине. Украинцы – очень дружелюбные, и в этом схожи с грузинами. Думаю, когда вырос, стал таким же человеком – дружелюбным, открытым и веселым. Проблем у меня в Украине никогда не было. Могу найти общий язык с любым человеком.
– Каким видишь ближайшее будущее?
– Я приехал в Беларусь, чтобы попробовать свои силы в новом чемпионате. Мне не хочется останавливаться, и хочется пробовать что-то новое. Надеюсь, «Гомель» станет для меня новым уровнем и трамплином. Но на данный момент меня все устраивает. У меня в Гомеле даже какая-то гармония появилась.
Переехав в Беларусь, я пока так и не увидел каких-то изменений. Разницу лишь почувствовал в строгом досмотре на границе и в ценах. Они на процентов сорок выше, чем в Украине. Чувствую себя в данный момент комфортно – в клубе, в команде, в городе и в чемпионате, – и верю, что все в моей жизни только начинается. А то, что я стал футболистом, – это в том числе заслуга родителей. Они меня всегда направляли, всегда говорили: «Бачо, нужно работать». Всегда покупали самое необходимое, оплачивали мне участие в турнирах. Так что, если бы не они, продавал бы я сейчас какие-нибудь орехи или был бы хулиганом. А так могу заниматься любимым делом и играть в футбол.
ФОТО: vk.com/fc_dinamominsk, vk.com/fc_torpedobelaz, fcdynamo.kiev.ua, football24.ua, из личного архива Бадри Акубардия
