Евгений Кафельников: «Я был против Майдана, но потом начал понимать этих людей»
О Майдане, Владимире Путине и многом другом – в интервью экс-теннисиста Юрию Дудю.
О поддержке российской оппозиции, отношении к Путину и многом другом – в интервью экс-первой ракетки мира Юрию Дудю для Sports.ru.
Евгений Кафельников – один из самых шумных обитателей твиттера. Кроме того, он регулярно пишет про политику – причем совершенно не в том духе, как это принято у бывших спортсменов: он выступает в оппозиции к власти, ходит на митинги и переписывается с Алексеем Навальным.
Большие интервью Кафельников при этом почти не дает. Однако две недели назад с ним встретился Юрий Дудь и расспросил более или менее обо всем.
– Все помнят свой первый матч любимой команды. Вы?
– Один из европейских Кубков, 80-е. Валерий Гладилин принял на грудь и дал прям под перекладину. До этого все мое окружение болело за «Спартак», я ему тоже симпатизировал, но после этого – прямо офанател.
А мой первый живой матч – только в 2000 году. Матч Лиги чемпионов в «Лужниках» против «Арсенала».
– На него вы прилетели на личном самолете.
– Да. Я был на турнире в Стокгольме, в понедельник провел матч первого круга, а мой соперник по следующему – получил травму. Я без игры вышел сразу в четвертьфинал, который был назначен на пятницу. В день матча «Спартака» я прыгнул в самолет, а на следующий день утром полетел обратно.
– Как вы сыграли тот турнир?
– Проиграл в финале Томасу Юханссону – своему главному неудобному сопернику. Его стиль игры очень меня раздражал. У меня несколько таких соперников было. Например, Доминик Хрбаты – он просто насиловал меня на корте. Если анализировать, они задавливали меня темпом. Они играли намного быстрее, я не успевал подходить к мячу. Все время был под давлением, не успевал выйти из подачи – мяч летел обратно.
– Личный самолет везде за вами гонял?
– Нет. В Германии был авиапарк, где он стоял. В этой стране я провел 5 лет своей сознательной спортивной карьеры. Оттуда было очень удобно путешествовать – самый центр Европы. В какой-то момент я познакомился с людьми, которые занимаются этим бизнесом, и это оказалось очень удобно. Я жил в Карлсруэ, самолет стоял в Баден-Бадене, это 50 км. Вместо того, чтобы приезжать за 2,5 часа и проходить паспортный контроль и таможню, я приезжал за 10 минут до вылета, бросал вещи в самолет и летел. Поэтому самолет был не роскошью, а средством, которое экономило время.
– Сколько стоил вам каждый полет?
– Коммерческая тайна. Но обслуживание борта – с летным составом, парковкой и всем остальным – обходилось мне в 400 000 евро в год.
– А его полная стоимость?
– У меня на тот момент была хорошая модель – Sitation 10 Cessna 750. Базовая цена была порядка 17 млн евро. И я единственный, кто на этом смог заработать: купил его за 17 млн, а продал – за 17,5 млн.
– Вы брали эти 17 млн в долг или у вас они были прямо в наличии?
– Не-не. Мне посчастливилось никогда не связываться с банковскими кредитами.
– Свой самолет в 24 года – это вообще как? Когда вы заключили сделку, у вас было ощущение, что вы отрываетесь от земли?
– Я делал это абсолютно не из этих соображений. Мне просто нужен был комфорт. И свое время я оценивал очень дорого – каждая минута была мне дорога. В 1998 году у меня родилась дочь – очень хотелось проводить с ней время. Чтобы доехать с одного турнира на другой, я тратил целый день. Хотя если не дай Бог я где-то проиграл – в Праге, Роттердаме, Марселе – мог позвонить и сказать: «Прилетите за мной?» Приезжал в гостиницу, собирал вещи – и через пару часов уже был дома. Только такие соображения.
***
– Вы закончили карьеру в 29 лет. Сколько раз после этого вас звали в политику?
– Один раз – в 2003 году. В Думу, депутатом.
– От «Единой России»?
– Да. Думал, взвешивал. Сначала было ощущение какое-то позитивное. Потом понял, что это не мое призвание – сидеть и нажимать на те кнопки, которые будут отражать не столько мое решение. Другими словами, я не готов был делать то, что мне бы говорили.
– А по-другому в Думе нельзя?
– Уверен, что нет. Если ты не независимый депутат – нельзя. Если ты в составе фракции, ты не можешь идти против машины. Даже если понимаешь, что это решение может быть неверным. Переубедить меня не пытались. Все понятно же: я не контролируемый человек.
– Как относитесь к тем спортсменам, которые в Думу пошли?
– Это их личное решение. Я не вправе их осуждать.
– 26 марта 2017 года вы ходили прогуляться по Тверской (В России проходили акции протеста против коррупции в высших эшелонах власти – прим.Tribuna.com). Зачем?
– Интересно было. Не на митинг – а именно посмотреть, что там происходит. Я был под впечатлением, мне искренне понравилось. Понравилась сплоченность людей. Они пришли не просто позевать, а с определенной целью.
– Какой?
– Выразить свою позицию. Плохая или хорошая позиция – не мне судить.
– Вы написали: «Навальный запустил необратимый процесс». Что за процесс?
– В прошлом году я был на «Эхе Москвы», мы разговаривали с господином Венедиктовым. Заговорили про Навального, он сказал: «Жень, ты не представляешь, он реально может вывести людей на улицы». «Алексей, перестаньте – такого не может быть». Но после 26 марта я понял, что может. Я – не могу. Ты – не можешь. «Единая Россия» – уже не уверен, что может.
– Вам нравится, как развивается Россия?
– Нет. Не нравится, что против нас объединился весь мир. Я понимаю, что проблема в нас. Что не они все такие плохие и ополчились на нас. Нам по большому счету все хотят помогать. Россия – очень богатая страна с природными ресурсами, я уверен, что в нас нуждаются. Но учитывая, как мы себя ведем – я имею в виду и ситуацию с допингом, например, – должно пройти много времени, чтобы мы обрели ту уверенность, которая была у нас раньше.
– Проблема точно в нас? Может, они увидели: сильная страна, сильный президент, Россия поднимается с колен – давайте будем их душить.
– Хех, давай не будем говорить тезисами «России 1» и многих наших телеведущих. Я допускаю, что фраза «мы встали с колен» дает сплочение определенной части народа. Но по большей части – безграмотного народа.
– Как вы относитесь к Владимиру Соловьеву?
– Никак. Он делает свою работу. Каждый должен делать то, что умеет делать лучше всего. Он умеет это лучше всего. Другое дело, смотрю я его или нет. Не смотрю.
– Пару недель назад вы писали: «Жириновский сейчас так у Соловьева отжигает». Значит, смотрите.
– Просто по воскресеньям идет «Что? Где? Когда?» – моя любимая передача. Щелкая между «Матч ТВ» и «Первым каналом», попадаешь на «Россию 1». И видишь, как там отжигает Владимир Вольфович.
– Еще одна ваша фраза: «Благодаря ток-шоу «Первого» и «России» уровень моего благосостоянии снизился в три раза».
– Естественно. То, что происходило последние три года, это жесть полная. Я не скрою: мне посчастливилось заработать очень большую по нашим меркам сумму денег, которую я инвестировал в объекты недвижимости. И вот из-за того, что происходит, многие твои арендаторы уходят. Потому что экономическая ситуация в стране становится хуже. Я и сейчас хорошо себя чувствую, я не плачу. Но по цифрам, которые мне ежемесячно приходят, я вижу, что эти заработки в три раза снизились.
– Вы инвестировали в офисы или жилье?
– В офисы. Компании закрывают представительства и уходят. Приходится из заначки докладывать, чтобы дальше держалось на плаву. Это купленные здания, но за свет, тепло и все остальное надо платить, даже когда они пустуют.
– Почему вы называете Путина Императором?
– На самом деле у меня к Владимиру Владимировичу до недавнего времени было очень хорошее отношение. Он, может быть, сам по себе хороший человек. Но короля делает свита. И от того, что вокруг происходит, мне дискомфортно. Раньше я этого не понимал, в твиттере можно проследить, что я был пропутинский до мозга костей. Друзья говорили: время покажет. Но постепенно я стал адекватно смотреть на то, что происходит вокруг, и радикально поменял свое мнение.
– Когда тумблер переключился?
– Осенью 2014 года. Когда курс рубля начало штормить, когда доходило до 100 рублей за доллар. Понимаешь, что из людей делают идиотов. Мне не хочется быть одним из идиотов.
– Если бы выборы президента были в этом году, вы голосовали бы за Навального?
– Не знаю. Я до сих пор не понял, что собой представляет Алексей Навальный как политик. Надеюсь, что к концу года – определюсь.
– Когда вы надевали его майку…
– Я не надевал. Это был фотошоп. Я говорю: «Пока погода хорошая – делай майку, я надену. Слово я держу».
– С каких пор вы любите «Что? Где? Когда?»
– С самого детства. Еще когда в качестве приза за правильный ответ вручали книги. Когда все те, у кого сейчас жетоны магистров, были совсем молодыми. В последнее время пристально наблюдаю за командой Балаша Касумова. В прошлом году мы были там с Леной Дементьевой – Балаш подошел, сказал пару приятных слов про мое теннисное прошлое, стали общаться.
– На сколько вопросов вы отвечаете, когда смотрите игру?
– Стараюсь воспринимать все. Из трех игр, может, на один отвечу. Но вопросы сложные – не для моего ума.
***
– Вы работаете вице-президентом Федерации тенниса России. Что есть ваша работа?
– Как таковую всю работу выполняет Шамиль Анвярыч (Тарпищев – ). Я не знаю, откуда у него столько энергии всем этим заниматься. Быть президентом Федерации – это очень тяжелый труд; я адекватно говорю: я бы сейчас не справился. Режим: утром встреча тут, через три часа – там; такой график меня бы поставил в тупик.
– Я слышал, что вы важный человек для того, чтобы вести переговоры со спонсорами.
– Это да.
– Как это происходит?
– Отдел маркетинга начинает переговоры с потенциальными спонсорами. Когда детали оговорены и надо переходить на следующий этап общения с первыми лицами компании, привлекают меня.
– И вы играете с боссами потенциальных спонсоров в теннис?
– Да. Я в этом смысле безотказный. Надо – беру форму и еду.
– Это помогает привлечь инвестиции?
– Да. В свое время нам – Лене Дементьевой, Марату Сафину, мне – удалось заработать то имя, которое определенное поколение людей ценит. Для них поиграть со мной на корте 20 минут как для меня – ну, грубо говоря – в свое время побыть на одном корте с Майклом Джорданом. Если это работает – а это работает – я безотказный.
– Как Тарпищев относится к вашему поведению в твиттере?
– Тут у нас с ним есть разногласия. В этом плане Федерация тенниса у нас очень либеральная: если мне память не изменяет, у нас 5 вице-президентов, каждый независим, и каждый имеет свою позицию. Мы сильно дискутируем, можем ругаться, но к общему знаменателю приходим всегда – и это нас отличает от многих других федераций. Многие шутят: «Спонсоры и так шарахаются; если ты сейчас еще в майке Навального выйдешь на корт – то совсем…» «Не на корт – на гольф-поле». «Все равно!» «Вот и посмотрим. Что будет – то будет».
– Почему вам не страшно?
– Так я ни от кого не завишу. Ни от бюджета, ни от зарплаты. В этом мое преимущество.
– Офисы у вас могут отжать?
– Теоретически.
– Если это – не дай Бог случится – вам будет на что жить?
– Конечно. Я ни в коем случае не пропаду. У меня до сих пор есть предложение из Китая – работать там 4 месяца в году и получать 500 тысяч долларов. Работать в Федерации, консультировать.
***
– Почему работая вице-президентом Федерации, вы так агрессивно ведете себя к Марии Шараповой? Просто напомню: она действующая российская спортсменка.
– Я к ней не агрессивен. Я к ней нейтрален.
– Когда она попалась на мельдонии, вы вели себя именно агрессивно.
– Потому что я понимал, для чего он использовался. Для того чтобы иметь преимущество над своими соперниками. Когда говорят, что это безобидный препарат, я в это не верю. Она его специально для каких-то целей использовала. Допустим, у тебя проблемы с сердцем. Тогда ты объяви об этом заранее: у меня – проблемы. Тогда отпали бы все вопросы. Но если ты не сделала это раньше, а продолжала пользоваться этим препаратом, я отказываюсь верить в то, что он безвредный.
– Начальство обсуждало это с вами? В тот момент, когда ее стоило прикрыть, вы открыто гнали на нее волну.
– Так мы будем прикрывать все наши проблемы, при этом не развиваясь.
– Как, по-вашему, Россия должна была себя вести в свете той допинговой лажи, в которую она вляпалась?
– Должна была сотрудничать. Извиниться. Сказать: «Это наш косяк. Простите нас, мы больше не будем». Это, может, субъективное мнение, но я думаю так.
– Не было ли бы это пораженчеством?
– И что бы мы проиграли? Мы бы только приобрели.
– Так все употребляют!
– Кто? Отказываюсь в это верить. Я не употреблял, мне это было не нужно, я спокойно играл на том, что дала мне природа.
– После этих фраз ваши оппоненты обычно постят в ленту фотографию Серены Уильямс и спрашивают: она тоже не употребляет?
– Я не знаю. Но я отказываюсь верить в то, что профессиональные спортсмены, которые любят свое дело и отдают этому всю жизнь, пользуются нечестными приемами. Отказываюсь.
– Еще про матч Шараповой у вас в твиттере: «***, ну можно так орать на корте?? Это же невыносимо слушать, честно».
– Это троллинг. Хотя звук немного режет.
***
– Сайт ATP говорит, что за карьеру вы заработали 23 млн 800 тысяч долларов. Сколько из них вы заплатили налогов?
– Если в среднем – 30 процентов. Налоги я платил там, где побеждал. В среднем это было именно 30.
– Вы помните ощущения от первого миллиона долларов?
– 94-й год. Август-сентябрь. По отчету, который предоставляет ATP, ты видишь: career prize money – $1 000 000. Это была одна из целей. Как только достигал, ставил планку выше. Следующей целью было – $10 млн.
– Как вы вспоминаете 90-е?
– Как годы всей своей карьеры. Начиная с 92-го, когда мы с моим тренером поехали на мой первый турнир, жили в гостинице, где не было отопления, и спали под тремя одеялами.
– Когда вы приезжали в Россию, что вы там видели?
– Все видел. «Метелица» была самым популярным местом. Ребята атлетического телосложения в спортивных костюмах. Надо сказать, что ко мне они относились очень толерантно – возможно, за то, что я всего добивался своими усилиями.
– Помните первый мобильный?
– Panasonic, 1994 год. В финале турнира в Германии проиграл Андрею Медведеву, Panasonic был генеральным спонсором – подарили мне обалденный велосипед и мобильный телефон. Звонил по Европе, в Россию. С немецкой сим-картой приезжал в Россию, за каждый звонок платил 4 условные единицы – меня грабили, конечно, ежемесячный счет был 3-4 тысяч долларов. Тогда все на ремнях носили пейджеры, у меня его не было, зато был мобильный телефон.
– Бориса Ельцина, фотография которого висит в этом кабинете, принято воспринимать как человека…
–… который погубил страну. Только идиоты могут так говорить, винить его во всех бедах. Человек сам отдал власть – это же говорит о том, какой структуры он был. Я до мозга костей убежден: при Борисе Николаевиче была демократия. Хоть какая-то, но была.
– Демократия с невероятным уровнем бандитизма.
– Передел сферы влияния. Как могло быть иначе? Образовалась новая страна, низкие цены на нефть. Несмотря на это, нам помогали.
***
– Если богатый человек хочет сыграть партию с известным шахматистом, это легко сделать за определенный гонорар. В теннисе есть корпоративы?
– Есть. До сих пор получаю предложения на разные мероприятия. Руки никому не выламываю, просто знаю цифру, которая будет комфортна для меня и для потенциального инвестора.
– 10 тысяч долларов?
– Немного больше. За несколько часов игры.
– «Вот доиграемся мы с виртуальным миром. Скоро наших жен покемоны трахать будут вместо нас». Что еще вас пугает в современном мире?
– Это троллинг был тоже… С социальными сетями уже перебор. Из-за этого я остановился только на твиттере и инстаграме. До этого я был плотно в фейсбуке, но потом удалился. Там было много друзей с Украины, в 2014 году у меня была противоположная им точка зрения, я не хотел портить отношения с друзьями – и удалился.
– Противоположная – вы были против Майдана?
– Да, я был убежден: власть насильственным путем свергать нельзя. Но потом понимаешь: почему люди повели себя так? И ты начинаешь их не осуждать, а понимать. Может, они были правы? Может, всему есть предел? Надеюсь, у нас такого не будет.
– В прошлом году ваша дочь написала пламенный пост про то, что не любит Россию. Как вы к этому отнеслись?
– Могу ее понять: ее затроллил непонятно кто. А девчонки в таком возрасте склонны к тому, чтобы эмоции свои выплескивать. Поговорили – извинилась – ничего страшного.
– Она работает моделью и как-то сказала: «Когда исполнилось 18, мне сказали, чтобы я зарабатывала сама». Это правда или она преувеличивает?
– Преувеличивает – выдает желаемое за действительное. Сейчас она была в Лондоне два месяца, я по ней скучал, она по мне скучала. На отношениях это не сказалось: она меня безумно любит, я ее безумно люблю. Я приветствую, что она занята чем-то.
– Большие ли деньги она уже зарабатывает?
– «Папа, не вмешивайся. Я сама. Я же не прошу у тебя денег». У нее есть банковские карточки, которые на мне, но расходы существенно снизились. По отчетам я вижу: ребенок зарабатывает.
Фото: РИА Новости/Антон Денисов; twitter.com/KYevgeni (2,3,5); en.wikipedia.org/WPPilot; Gettyimages.ru/Kevork Djansezian; REUTERS/Reuters, John Schults, Jacky Naegelen; РИА Новости/Екатерина Чеснокова
