Никита Крылов: «Западная Украина никогда не скрывала своей неприязни к восточной и к России»

Интервью украинского бойца Александру Головину для Sports.ru, которое нельзя читать, если у вас слабые нервы.

***– Во время ситуации с Кадыровым и Емельяненко, вы заступились за Федора и вызвали на бой Абдулкерима Эдилова. Как развивается эта ситуация?

– Эдилов согласился, теперь все зависит от UFC. Если там организуют, мы встретимся. Правда, этот бой должен проходить в России – только в этом случае он привлечет внимание. За рубежом это вряд ли кому-то интересно. Но сначала соперник должен отбыть дисквалификацию, которая заканчивается в апреле. Потом пройти допинг-проверки.

– Вы сознательно написали то сообщение в инстаграме?

– Да, не отказываюсь от своих слов. Против Эдилова я не имею ничего личного. Просто зацепило, сколько грязи вылилось в адрес Федора. Он очень уважаемый человек, который многое дал единоборствам. И когда спортсмены так о нем отзываются, это недопустимо.

– У вас не было проблем после тех слов?

– Нет. Мы просто поговорили с Абдулкеримом, все обсудили. Сначала он предлагал встретиться вне ринга – сказал, что готов приехать в зал и там подраться. В том плане, что ему без разницы, в каком месте. Но решили все сделать по правилам.

– С Федором общались?

– Он мне не звонил, мы даже не знакомы. Хотя родился недалеко от меня – тоже из Луганской области.

– Не изменили мнения по поводу детских боев?

– Нет, есть определенные правила. Дети до 12 лет вообще не могут участвовать в соревнованиях, это нарушение закона. Тем более, на мой взгляд, это были полноценные спарринги, а не показательные бои. Вероятность того, что дети могли травмироваться, очень велика.

– Кадыров сказал, что родители согласились на бои, а один из отцов объяснил, что удары детей как пушинка.

– Но они ведь бьют не по взрослому – это для взрослого пушинка.

– Недавно Кадыров сказал, что Емельяненко – президент любительского ММА и не должен лезть в дела профессиональных клубов. Что ответите?

– А какое отношение дети имеют к профессиональному спорту? Какая-то несостыковка. Турнир профессиональный, а бои показательные? Если так, то в показательных поединках они вообще не должны бить друг друга. Приходить в зал, готовиться, жить спортом – да, но не биться.

***

– Первый бой в ММА вы провели в 22 года. Почему так поздно? 

– До этого занимался кекусинкай-карате, но в какой-то момент пропала вера в будущее. Я несколько раз выигрывал чемпионат Украины, победил на первенстве континента, но дальше был тупик.

– В смысле?

– Не видел перспектив. Например, на чемпионат Европы поехал за свой счет. Имелась возможность с помощью федерации – она отправляла одного спортсмена, – но выбрали другого парня, которого до этого я побеждал досрочно. Все потому, что его тренер набирал сборную. В итоге мне помог отец.

– А призовые?

– Единственный раз дали, когда выиграл чемпионат Украины по самбо – 100 долларов. На остальных соревнованиях максимум дартс дарили. Правда, перед Европой федерация сделала много обещаний: если входим в четверку, возвращают деньги, сажают на стипендию. Я выиграл турнир.

– Что в итоге?

– Ни копейки не получил. Но продолжил тренироваться, готовился с тренером к чемпионату мира в Токио. Там я планировал сдать на первый дан: получить черный пояс именно в Японии – это круто. А перед поездкой нам сказали: «Хотите ехать? Давайте деньги». Начинался кризис 2008 года, у отца все шло уже не так гладко. Но он был готов найти средства. Только я сам сказал, что никуда не хочу.

– И вы ушли из спорта.

– Не хотелось сидеть на шее у родителей, поэтому поступил в университет, устроился в шахту. Хотя работал на ней с 13 лет каждое лето, просто на поверхности. Например, ручной лебедкой тягал ванны – это маленькие вагонетки с углем. Лопатой кидал, на подпитке трудился. Но мне всегда было интересно спуститься вниз, посмотреть, чем занимаются мужики.

– Почему именно шахта?

– Дед и отец работали шахтерами. А потом папа стал управляющим, я к нему и пошел.

– Он приватизировал шахту?

– Нет, ее закрыли еще в советское время – она была старая, отец лично запечатывал ствол. Но потом предприниматели получили лицензию на добычу, ствол взяли в аренду, а отца наняли в качестве управляющего – он ведь все знал про эту шахту. Еще повезло, что меня определили в проход, где работал дед. Он многому обучил еще в детстве, но потом уже показывал на личном примере.

– Говорят, шахтеры нарушают технику безопасности.

– Техника у них своя. Никто не знает шахту лучше человека, который в ней работает. Например, мужики понимали, что она незагазованная, поэтому покуривали и вели сварочные работы.

– Не стремно?

– Нет, чувствовался поток воздуха, постоянная вентиляция – летом прохладно, зимой жарко. Плюс проходчики всегда спускались ниже остальных и проверяли уровень метана. У нас его не было, потому что ствол оказался пройден до конца.

– Часто счетчики метана накрывают, чтобы они ничего не показывали.

– Это в крупных государственных шахтах, где работают конвейеры. У нас все по-простому – уголь кидали лопатами, вагонетки тащили лебедками.

– Что входило в ваши обязанности?

– Я работал в проходке – мы клали рельсы и начинали новые засечки, чтобы забойщики спускались ниже и добывали уголь. Организовывали разные моменты – как сделать эстакаду так, чтобы вагонетка останавливалась и в нее высыпался уголь, как сделать поворот, разветвление. Помогали, если вагонетка забурилась – то есть сошла с путей.

В общем, есть забойщики – они занимались добычей. А есть мы – проходчики, которые делали все, чтобы уголь ходил беспрепятственно.

– Неприятные ситуации случались?

– Как-то ударило трубой по голове. У нас вообще была куча труб, а я в обед по дурости снял каску и надел теплую шапку. Встал, и она как бахнула. Весила 50-70 кг.

– Упали в обморок?

– Нет, чуть в глазах потемнело, искры поймал, но шапка смягчила удар. Просто в тот день ушел с работы на час-полтора раньше.

Еще однажды забойщики вели работы и запалили аммонит. Я проходил мимо зачески, и она взорвалась. Сразу поднялось облака штыба. Я не пострадал, просто испугался, но это вывело из себя. Пришлось ругаться, чтобы всегда предупреждали о таком. Хотя на самом деле взрывы в шахте – это незаконно.

– Много летальных случаев видели?  

– На нашей шахте ни разу. Но рядом находились загазованные шахты, там 2-3 раза случались выбросы метана, возгорания – гибли люди.

– Что самое сложное в этой работе?

– Не спиться – шахтеры много бухают. Вроде и без этого тяжело, но с синькой им даже легче. Вниз бутылек нельзя, за это наказывали. Но потом выходят, моются и бухают. Едут обратно – опять бухают. Домой приезжают уже на рогах. Некоторые пили перед тем, как спуститься. За смену хмель уходил, но они поднимались и догонялись. Причем пили самогон.

– Зарплаты были хорошие?

– На частных шахтах – да, мы ведь получали от добычи, а не как на государственных – там фиксированная ставка. Так что хороший забойщик мог зарабатывать около тысячи долларов – отличные деньги для нашей местности. Если сравнивать с другими профессиями – в школе я за месяц получал столько, сколько в шахте за две смены.

– Учителем работали после шахты?

– Совмещал. Два-три рабочих дня преподавал физкультуру, остальные – на шахте. В школе было всего 50 учащихся, я вел с 5 по 9 классы. Мне тогда только исполнилось 18 лет. За два года до этого я выполнил норматив мастера спорта и получил право на тренерскую деятельность. В итоге устроился в местную школу – там оказалось некому преподавать. А мне самому нравилось работать с малышней – они не такие, как взрослые, всегда радуются жизни.

– Учили единоборствам?

– Больше бесились. Кстати, я думаю, со мной они развивались лучше, чем с учителями, которые вели их по программе. У нас не было достаточно инвентаря, поэтому многое мы выдумывали, ходили на природу, катались на санках. Частенько я оставался после уроков и в коридоре раскидывал маты – зал считался аварийным, хотя до сих пор стоит. И мы тренировались в коридоре или на улице. Боролись, бесились, кто проигрывал – отжимался. Несколько ребят потом пошли по спорту, возможно, я на них повлиял.

– Университет в итоге закончили?

– Да, коррупция была на таком уровне, что удавалось работать и учиться. Некоторые предметы, конечно, сдавал сам, за другое платил, так что диплом юриста есть. Вряд ли пойду работать по специальности, но основные знания имеются – причем получил их на практике в луганском отделе юстиции.

***

– Следите за ситуацией в Донецке и Луганске?

– Да, сам вернулся оттуда в сентябре. Обстановка нестабильная, все чего-то ждут. Пока не понимаю, чего именно.

На передовой до сих пор воюют, время от времени с украинской стороны идут обстрелы ополченцев. Те позиции не сдают. То есть ребята просто перекидываются друг по другу, и никто не движется вперед. Плюс нет работы. В селах выживают только за счет огородов и хозяйства. Но я не представляю, что произошло бы, если бы бабушка жила в городе.

– Вы были на востоке во время активных действий?

– Да, во время котла в Дебальцево – это 20 км от моего дома. Когда украинцы пытались прорвать окружение, было очень страшно. Бабушка и дедушка трудились на огороде, когда над ними летали снаряды. В 10 км от нас в поселке Чернухино жил товарищ. Сейчас поселка не существует – его просто сравняли с землей.

Во время обстрела дома находились родители этого товарища. Мать погибла сразу, а отца разорвало пополам, но, истекая кровью, он успел набрать сыну.

– Много знакомых пострадало?

– Хорошего друга застрелили в спину. Перед этим у него случился конфликт – видимо, кому-то дорогу перешел. В итоге он ехал по улице на скутере и его расстреляли, хотя он ни с кем не воевал, не был военнообязанным. Застрелили свои же.

Так что я не отрицаю, что дебилов с оружием полно. Все-таки за него брались люди, которым нечего терять, которые ничем не занимались. Человек, которому есть, за что держаться, не хотел этой войны.

– Самая ужасная картина, которую видели?

– Только последствия. Проезжал по соседним деревням, где в основном живут пожилые люди. Они всегда старались держать дома в порядке – все побеленное, покрашенное. После войны там остались руины, хотя сейчас что-то пытаются восстанавливать своими силами.

– Правда, что вы хотели пойти добровольцем со стороны Донбасса?

– Не говорил такого и сейчас не скажу. Просто журналисты так преподнесли. Конечно, сложно наблюдать за тем, что происходит на твоей земле. Но став солдатом, я бы многого не изменил.

– Никогда не имели проблем с въездом в Украину?

– Только по поводу нахождения там. Я нажил недоброжелателей, когда переехал в Москву. Хотя не скрывал своей позиции, даже живя в Киеве.

– Какая ваша позиция?

– Я считаю, что в Донецке и Луганске люди повторили то, что происходило в Киеве. Но их назвали террористами. Хотя все, что они сделали, – это не стали ждать, когда придут и посадят их на гиляку.

– Не понял – что люди повторили?

– Майдан. Когда поменялась власть в Киеве, такие же события стали происходить в Донецкой и Луганской областях. Без единого выстрела были взяты под контроль областные администрации. Жители начали массово выступать за отсоединение. Крым ведь отделился, и люди подумали, что если так можно, то мы тоже выскажем свою позицию. В надежде они начали выходить с российскими флагами.

Если западная Украина ставит свою власть в столице, то наша сторона не согласна с ней и хочет отделиться. Выбрали свою власть – так и живите с ней. Мы вот никого не выбирали, никаких президентов, Турчинова и прочих. Нам эти уроды не нужны, мы хотим жить по-своему. Но вместо этого нас назвали сепаратистами, террористами и пустили на нас армию.

– Чем эта ситуация отличается от того, что произошло в Чечне?

– Я не очень хорошо знаком с той историей, но Чечня, видимо, хотела отделиться от избранной власти. А в Киеве пришел тип и назвал себя президентом. Такой же пришел и стал главой парламента. Они просто выгнали Януковича, хотели его убить. Ему пришлось бежать, потому что он не стал применять силу против митингующих. Если бы применил, может, такого бы не происходило. Но он дал слабину, люди захватили парламент, начался бардак.

Правлением Януковича не были довольны даже на востоке. С его приходом стали жить только хуже, и все ждали новых выборов. Но вдруг появились люди, которые решили, что конец правлению настал раньше.

– За отставку Януковича проголосовал парламент.

– Я не знаком с законами и не знаю, может ли так происходить.

– А как может отделиться восточная Украина?

– Там прошел референдум, явка на него превысила явку на любые выборы. И большинство проголосовало за отделение.

– Но этот референдум нелегитимен. В той же Европе его не признают.

– В Европе вообще считают, что Россия оккупировала восточную Украину. Они говорят: «На вашей территории Россия ведет войну». Но это ведь не так. Люди встали – факт. То, что так долго они бы не продержались без сторонней помощи, – факт. Но факт и в том, что они хотят отделиться.

– По конституции это невозможно.

– А то, что случилось в Киеве, это по конституции? Что западная Украина поставила там свою власть?

– Подождите, причем здесь западная Украина?

– Она никогда не скрывала своей неприязни. Попадая во Львов, я видел, как там относятся к восточной Украине и к России. Как-то попал на юбилей ОУН-УПА, там портреты действующего на тот момент президента Януковича, а в них что-то натыкано, они перечеркнуты.

Или площадь Бандеры, улица Шухевича. Таких людей там превозносят чуть ли не до статуса бога. Поэтому когда выдалась возможность, у них нашлась куча добровольцев, готовых пострелять по маскалям. А у нас происходила централизованная смена власти, не было никакого насилия. Я ведь жил в Донецке и видел, как администрация обрастала людьми, вокруг ставили палатки. Только потом нам сказали, что это – террористы, и их надо убить.

– Вы говорите про площадь Бандеры, но в Москве есть улица Кадырова.

– Это вопрос к тем, кто дает названия. Просто на западной Украине действительно культ этого человека. Ему ставят памятники, к ним люди несут цветы. Кстати, в Киеве недавно Московский проспект переименовали в проспект Бандеры.

Но названия это не все. Например, во Львове я надел куртку Bosco с символикой сборной России и пошел гулять в ней по городу. И постоянно думал, что в меня что-то прилетит, ловил кучу недовольных взглядов. Из проезжающего мимо трамвая на меня смотрели такими глазами, как бык смотрит на тряпку.

– Что, даже до убийства могло дойти?

– Если ты русскоговорящий и при власти, твоя жизнь мало что стоит для них. Говорят, с такими людьми расправлялись жестоко. Одного офицера, которого прислали туда по работе, увезли в лес, привязали к столбу, забросали ветками и уже хотели разводить костер. Только в последний момент остановили этот процесс.

***

– Русские воюют на Донбассе?

– Возможно, есть добровольцы.

– А регулярные войска?

– Нет.

– Как же псковские десантники, танкист из Бурятии?

– Лично я российских военных не видел. Те ребята, с которыми общался, сами переходили границу и искали, к кому прибиться. Думаю, если бы присутствовала регулярная российская армия, все пошло бы намного быстрее. Украинские войска ей в подметки не годятся.

– Кто поддерживает Донбасс техникой и оружием?

– Подумайте.

– Россия?

– Я там не воюю, мне никто не поставляет. Знаю только, что в регионе не производят вооружение в таких количествах. А кто поставляет – люди не говорят.

– Видя результаты войны, вы считаете, что восток поступил правильно?

– Сейчас вся Украина недовольна тем, что происходит. В Киеве говорят: «Янукович воровал. Пришел Порошенко и показал, как надо воровать».

Мои родные оказались бы счастливы, если бы не было войны. Все знают: хочешь сделать человеку хорошо, сделай ему плохо и верни, как было. Сейчас любой житель Донбасса мечтал бы счастлив вернуться на 3-4 года назад. Люди ждут, когда все прекратится. Чтобы дети могли гулять и не бояться быть подорванным на мине. Чтобы любой фейерверк не воспринимался, как обстрел.

– Вы говорите, что спокойно въезжаете в Украину. Но у вас произошел конфликт из-за формы.  

– Да, приехал в Киев, занимался в футболке с триколором на плече и надписью «Россия» на спине. Ребята выложили видео в инстаграм. За пару суток вскипели все националистические паблики: «Вот, сепаратист приехал в столицу. Давайте принимать меры».

– Угрожали?

– Только в интернете. Но меня перестали пускать в некоторые киевские залы, причем это сделали хорошие товарищи. Я говорил: «Сейчас приеду, давайте позовем пацанов, зарубимся». Мы всегда так делали, спарринговались. Но потом эти люди через друга передавали: «Скажи Крылову, чтобы не приходил». Видимо, с кем-то сотрудничают, и их партнеры не желают моего присутствия.

– Про Львов выяснили. Что произойдет, если погулять по Киеву с российской символикой?

– Можно не дойти до нужного места. Я больше скажу – пройдясь по Майдану, реально купить коврик для ног с портретом Путина. Или туалетную бумагу с ним.

– У заместителя Жириновского есть коврик с портретом Обамы.

– Я стараюсь держаться вне политики, но это не очень корректно. Нельзя так делать, потому что мы цивилизованные люди.

– Как вы относитесь к политике Путина?

– Россия развивается в международных отношениях. Многие мои друзья долго находятся в стране и, мне кажется, они стали жить лучше.

– 20 млн человек живет за черной бедности.

– Я не знаю, что сказать.

– Либералы считают, что Путин завел страну в тупик.

– Во многих моментах он ведет правильную политику. Даже, судя по тому, как развивается спорт. Если посмотреть на чемпионаты по самбо, то Россия не оставляет шансы никому.

– А футбольные школы закрываются и зарплаты тренеров в регионах России по 5 тысяч рублей.

– Возможно, профессиональные спортсмены так себя преподносят, что футбол не хочется развивать. В истории современной России этот спорт никогда не был на хорошем уровне. А глядя на то, как люди ведут, я бы вообще разогнал сборную.

– Если вы про Кокорина и Мамаева, то есть мнение, что они имели право тратить свои деньги.

– А оправдано ли они получают их? На годовую зарплату кого-то из этих футболистов можно содержать футбольную школу.

– Не хотите получить российское гражданство?

– Такие мысли появляются все чаще, но пока мало свободного времени. Хотя даже без паспорта считаю себя русским, при этом никогда не задумывался, есть ли разница между русским и украинцем. Вот у родителей написано, что украинцы, но они ведь родились в СССР.

***

– 10 декабря вы проведете бой против Миши Циркунова. Он сказал, что не хотел драться с вами, потому что ожидал более звездного соперника.

– Ничего страшного, он никак не принизил моих бойцовских качеств. Просто я не такой медийный и популярный, как многие из бойцов в рейтинге.

А по поводу боя – я тоже не хотел драться с Мишей. Возможно, как и он, просил Маурисиу Руа. Но Руа не хочет драться ни с одним из нас, в итоге Джо Силва свел меня и Мишу. Хотя, наверное, было бы логично, если бы мы оба закрепились в топ-10, а потом встретились. Вместо этого получается, что бьются два перспективных.

– Это будет ваш девятый бой в UFC. Вспомните первый.

– Наступило кислородное голодание, и я даже не смог выйти из клетки своими ногами. Задвигался только через час, когда выпил два литра жидкости и мне поставили капельницу. Сыграла роль акклиматизация, очень тяжелый соперник и разница в весе. Мы дрались в тяжелой категории – соперник сгонял, потом набрал. В итоге в момент поединка разница между нами оказалась больше 20 кг.

В первом раунде я пытался просто выжить, а во втором оставил все, что у меня было, чтобы закончить бой досрочно. Не получилось – проиграл. Хотя с сегодняшней головой провел бы тот бой иначе, но тогда сыграла молодость.

– Сколько должны предложить за бой, чтобы вы согласились?

– Ценника нет, у меня ведь контракт, в котором заранее прописана сумма. Больше она или меньше зависит от результатов. Если проигрываю – не изменяется. Если выигрываю – растет. Пропорция такая: за поражение я получаю, например, 3 яблока, за победу 6. На следующий бой уже 4 за поражение, 8 за победу. Если проиграл, снова выхожу за 4.

– Что можно купить на гонорар?  

– В мае после боя я приобрел машину – Kia Corento. Не на всю сумму – на часть. Хватает на жизнь, чтобы помогать близким. Пока не жалуюсь, по контракту еще два боя, дальше посмотрим.

– Кроме призовых получаете зарплату?

– Есть деньги от команды, но их хватает только на то, чтобы снимать квартиру. Плюс я представляю магазины спортивной одежды и питания, но это все равно не покрывает расходы. В среднем вместе с квартирой мне нужно 3-4 тысячи долларов в месяц.

– У Кадырова платят больше?

– Слышал, что в «Ахмате» зарплата около 150 тысяч рублей, плюс спортивное питание, медицинское сопровождение. Часто бойцы получают в подарок машины. То есть вообще ни в чем не нуждаются. И это те, кто не вышел дальше республиканского уровня. Кто выше по статусу, живет еще лучше.

– Вы как-то сказали, что с чеченцами некомфортно общаться.

– Есть некоторые моменты. Например, если ты не звезда и не авторитет, тебя начнут проверять при знакомстве, морально давить. Сдашь назад – не будут воспринимать как личность. У них ведь свой юмор, специфика общения. Но как только получат отпор, начнут общаться на равных.

– Среди бойцов есть геи?

– Точно не скажу. Иногда казалось, что человек слишком слащавый, но это догадки.

– Ваше отношение к таким людям?

– Как сказал один стендапер: «Я нормально к ним отношусь. Если они будут гореть на костре, тоже буду нормально относиться».

Вот то, что происходит в Европе, – это плохо. Дети не должны на это смотреть. Чем больше они смотрят, тем большего такого потом будет в обществе. Наверное, надо издать закон, создать для них остров и всех туда переселить.

– Это дискриминация.

– Почему? Они там будут нормально жить. Но я не хочу, чтобы сын видел, как за ручку идут два мужика и целуются.

***

– Вы верующий человек?

– Крещенный, православный. Но я считаю, что вера все равно на всех одна, и Бог един. Просто каждый называет его своими словами.

– Часто ходите в церковь?

– Стараюсь каждое воскресенье.

– Как вы относитесь к попам на «Гелендвагенах»?

– Зависит от того, честно ли человек заработал на него. Священнослужители должны быть как коммунисты – не брать больше, чем положено. Конечно, они должны получать за работу деньги, но не набивать мешки. Хотя среди них есть просто мерзкие люди, я видел одного такого на крестном ходе. Там присутствовал губернатор, который сообщил, что к собору присоединяется другая земля, которая принадлежала ему раньше. И в этот момент я поймал взгляд человека из церкви – он был полон ехидства, самолюбия.

– То есть вы все поняли по взгляду?

– Да он даже не был похож на человека, который постится. Он выглядел как снеговик, как цифра 8 – тут шар и внизу еще шар.

***

– Читал, что в Голландии вам не дали выйти на бой под «День Победы». Правда?

– Да, это случилось 8 мая. Перед этим я закинул песню, а через неделю они позвонили и сказали, что нельзя, потому что эта песня о войне. Я не стал объяснять, что о завершении войны, что это как гимн. Все равно никто бы не прислушался. 

– Самая крутая атмосфера, в которой дрались?

– В Ирландии. Трибуны были заполнены, а большинство зрителей пьяны – они там жестко бухают. Заряжали футбольные кричалки, топали ногами. Всего собралось тысяч 15.

В Швеции пришло около 35 тысяч, тоже классно. Но в Ирландии слышимость лучше всего.

– В Украине вы дрались в клетке, окруженной сеткой-рабицей.

– Да, бои проходили в ангаре, а трибуны огорожены от улицы только брезентом. Там стояло оборудование для обогрева, но все равно зима и жутко холодно. Толком даже не получилось разогреться. Еще эта сетка, которой обычно палисадники огораживают. Об нее можно было жестко разодрать спину.

Кстати, несмотря на условия, получилось атмосферно. Турнир проходил рядом с Карпатами, там люди ассоциируют себя с горцами. Болели как в Дагестане – громко, хотя пришло 1-1,5 тысячи.

– Вы не раз дрались в Штатах. Как вам эта страна?

– Не нравится. Думаешь, что приедешь, и все будет как в кино. В реальности – кино сняли, и время остановилось в девяностых. Все обшарпанное, потрепанное. Люди ужасные. Их внешний вид – это что-то. У многих проблемы с кожей – в угрях, пятнистые. Я думаю, это из-за неправильного питания. Например, я хотел найти бульон, обходил каждую кафешку. Максимум, что мне предложили – чили-суп. Открываю крышку, а там бурлит все, я бы собаке такое не дал. Но они едят это. А бургеры и картошку в масле 4 раза в день. И выглядят соответствующе.

Когда попал в Милуоки, там проходил фестиваль «Harley Davidson. 110 лет на свободе». Было очень много мотоциклов, отовсюду приехали байкеры. Столько харлеев я в жизни не видел. На фестивале устраивали мойку, как в кино показывают: девчонки в бикини. Но они такие ужасные.

– Девчонки?

– Да. Я просто понял, что во всем городе не нашли красивых девушек. Половина бесформенные, другие с угрями, жирной кожей, целлюлитом, редкими волосами.

– Города тоже плохие?

– В даунтауне еще ничего, но как выезжаешь, из города, – сплошное гетто. Мусор везде валяется.

Еще удивила ситуация с магазинами. Чтобы купить еды, нужно ехать на машине или автобусе в нормальный супермаркет. В даунтауне никто не живет, там есть много кафе, баров, алкомаркетов, но нет продуктовых магазинов, таких, как у нас Ашан. Только 7eleven – это как в России на заправках.  

– Вы были фанатом Аль-Капоне.

– Нет, это бред. Прозвище и всю историю придумал человек, который считался моим первым менеджером. Он давал за меня интервью и сказал, что я поклонник. 

– Про рок – правда?

– Раньше слушал, но и сейчас могу включить альбомы КиШа, Кукрыниксов, Арии. Из тяжелого – Люмена, System of a down.

Но больше включаю русский рэп. Например, Рем Диггу. Знаком с ним лично, он грамотный парень, увлекается боксом, единоборствами и часто может рассказать об этом больше меня. Типси Тип – Леха Антипов – тоже отличный. Он из Кривбасса, сейчас живет в Москве.

«Давай встретимся – без звонков и обещаний порезать и вывезти в лес». Украинец бросил вызов бойцу Кадырова

Руслан Мармазов: «Чувствую себя частью «русского мира». В Украине меня слишком многое не устраивает»

Фото: globallookpress.com/Joel Marklund/BILDBYRN; unionmma.ru/ugranow.ru; РИА Новости/Владимир Вяткин, Михаил Воскресенский; Gettyimages.ru/Scott Olson, Dean Mouhtaropoulos (7,8)