«Перед финалом «Ролан Гаррос» молился, чтобы накладные волосы удержались на голове»
Амфетамины Агасси, встреча Беккера с Папой Римским и жесткость дяди Тони – что пишут теннисисты в автобиографиях.
Амфетамины Агасси, встреча Беккера с Папой Римским и жесткость дяди Тони – что пишут теннисисты в автобиографиях.
Бьорн Борг. «Моя жизнь и игра» (1980)
О завершении карьеры в 26 лет. «Я уже не мог выкладываться на сто процентов, а если так, продолжать выступления было бы несправедливо по отношению к себе самому. Для меня есть только первая строчка рейтинга, все остальное не имеет значения. Кроме того, теннис должен приносить удовольствие – только так можно добраться до вершин, а я больше не чувствовал радости от игры».
О своей невозмутимости на корте. «До 12 лет я себя не сдерживал, бросал ракетку через всю площадку, обманывал соперника при определении метки от мяча, спорил с судьей, с досады бросал мячи через заградительную сетку, то есть, делал все, что делают плохие спортсмены. Мои родители стали стыдиться моего поведения на площадке, а затем я был наказан шведской федерацией и отстранен от соревнований на полгода. Я жил в очень маленьком городке, и новость о моем наказании быстро распространилась среди жителей. Люди за моей спиной шептали, что я плохой спортсмен, позорящий шведский теннис. Я воспринимал их осуждение очень близко к сердцу. Это был жестокий и очень поучительный урок, который до сих пор перед глазами, как будто произошел вчера. Это заставило меня выработать умение никогда не демонстрировать свои эмоции».
Мартина Навратилова. «Мартина» (1985)
О своей сексуальной ориентации. «С раннего детства я всегда любила женщин. Мне нравились их мягкость, податливость, нежность. Когда я, совсем еще девчонка, приехала на турнир в Америку, то с удивлением обнаружила, что в этой стране гомосексуализм не считается ни пороком, ни тем более, преступлением. Для меня это было открытием. Сомнений не было: я решила остаться в США».
О возвращении в Чехословакию. «Это был очень эмоционально. Трибуны центральной арены теннисного стадиона в Праге были переполнены. Я начала игру, едва сдерживая слезы. А после победного завершения матча сбежала в раздевалку и разрыдалась. «Что с тобой, Мартинка? Ты не рада победе?» – недоумевали товарищи по команде. «Я американка, я очень богатая американка, – ответила я. – Но у меня чешское сердце».
Джон Макинрой. «Всерьез» (2002)
Об уроке, который получил в начале карьеры. «Его звали Зан Герри, и мы играли три с половиной часа. У меня был матчбол, на котором я вышел к сетке и обвел его бэкхендом, прямо по линии. Судья сказал: «Гейм, сет, матч – Макинрой». Но Герри не подошел пожать мне руку, а стал искать отметку от мяча. Друзья начали мне кричать: «Болван, просто уйди с корта!», – но я остался ждать рукопожатия. В это время судья слез с кресла, присел, посмотрел на отметку и сказал во второй раз: «Мяч в поле. Гейм, сет, матч – Макинрой». Но Герри все равно не желал подходить к сетке и потребовал супервайзера. Пришла какая-то женщина и сказала, что если след правильный, то счет – «ровно». Я просто не мог поверить в происходящее. Мне дважды присудили победу, и тут такой поворот! Конечно же, я поплыл и проиграл. Это стало для меня большим уроком – нужно было просто уйти».
О выстреле в ногу зрителю. «Как-то во время матча с трибун раздался шум, а парой минут позже судья объявил, что застрелен зритель. Позже нам сказали, что объявление было ошибочным. После игры оказалось, что первое сообщение судьи все же было верным. Кто-то выстрелил снаружи стадиона, и пуля попала зрителю в ногу!»
О своей несдержанности. «Как-то я играл на турнире в Швеции. Настроение было паскудное. Я назвал судью на вышке уродом. Он наложил на меня штраф 700 долларов. Я запустил мячом по трибунам – еще 700. Затем я расплющил ракеткой банку с содовой. За это еще 700. Плюс, в качестве бонуса, я окатил содовой короля Швеции, который сидел в первом ряду – это бесплатно. Эх, мой отец был прав – если бы я мог держать свои эмоции в узде, добился бы большего».
О жестоком наказании за зазнайство. «В финале выставочного турнира я играл против Лендла, который только начинал. Я был так уверен в своей победе, что спросил приятелей, с каким счетом они хотят, чтобы я его обыграл, – сошлись на 6:2, 6:2. Я выиграл первый сет 6:2, а Лендл все ныл: «У меня болит рука, не могу играть, еще гейм и снимаюсь», но продолжал бороться. При счете 5:0 во втором сете я решил, что отдам два гейма и предстану в глазах друзей суперменом. И поплатился – в Ивана словно демон вселился. Он выиграл второй сет 7:5, а затем и встречу».
Борис Беккер. «Игрок» (2005), «Жизнь – не игра» (2013)
О роли Бога в своей жизни. «В детстве я служил министрантом – мирянином, помогающим священнику во время мессы. Все, наверное, слышали ту критику, которая обрушилась на меня, когда я решил освятить свою ракетку. Все говорили, что это дешевый трюк, и совершенно не хотели слышать меня, когда я говорил, что мне просто важна аудиенция у Иоанна Павла II. Хороший результат – временное явление. Жизнь с Богом – вечность».
Об отсутствии ярких характеров в современном теннисе и Федерере. «Мне иногда говорят, что теннис сейчас скучнее, чем был в мои времена, потому что больше нет таких ярких характеров. Характеры есть. Другое дело – что игроки их не особо показывают, потому что это чревато штрафами: везде микрофоны, которые ловят каждое твое бранное слово или выражение недовольства. Но они все равно люди, и бесятся, когда, скажем, подают двойную – просто им приходится держать себя в руках, чтобы не нарваться на штраф. Посмотрите на Федерера. Роджер один из самых высокооплачиваемых спортсменов мира потому, что он нравится всем. Но подумайте сами: невозможно нравиться всем. Его имидж приносит ему большие деньги, которых, возможно, не было бы, будь он более искренен».
Илие Настасе. «Мистер Настасе» (2005)
О чувстве юмора. «Все, чем я занимаюсь, должно приносить удовольствие, желательно, чтобы было весело. Во время некоторых матчей, чтобы зрители не уснули, я старался вносить в свою игру элементы шоу. Правда, не все принимали мое чувство юмора. Я подшучиваю над австралийцами – они смеются. Встречаю южноафриканского игрока, говорю ему: «Привет, расист!», – он хохочет в ответ. На US Open я спросил юного Джимми Коннорса, привел ли он на турнир свою маму, – он рассмеялся. А у некоторых людей просто нет чувства юмора. Как-то в Париже я играл против парня по фамилии Ричи и подтрунивал над ним, называя животным. Также я потребовал от судьи называть себя «Мистер Настасе». Когда судья согласился, я развернулся к сопернику и сказал: «Вот видишь, меня называют «Мистер Настасе», а тебя – нет. А все почему? Потому что я – джентльмен, а ты – жи-вот-но-е!» Ричи занервничал и проиграл. Правда, я много раз рисковал получить за такие штучки по физиономии. Ну я же не виноват, что кое у кого нет чувства юмора!»
Андре Агасси. «Откровенно» (2010)
О наркотиках. «Однажды мой брат Фил, когда мы были еще мальчишками, сказал: «Если папа даст тебе перед турниром маленькие круглые таблетки, не принимай их!» Я спросил, почему. Фил сказал: «Это наркотик, амфетамин». И папа действительно скоро предложил мне перед юниорским чемпионатом страны проглотить таблетку – как раз такую, о которой Фил рассказывал. Я проглотил и почувствовал себя просто здорово… В 1997 году я принимал метамфетамины регулярно. Прилив сил был просто сумасшедший: однажды я за несколько минут убрался в квартире и даже начал пылесосить диван – просто некуда было силы деть! Правда, за пару дней и ночей, проведенных на взводе, приходилось расплачиваться. И не только физически. Когда меня поймали на допинге, я соврал, что наркотики попали в мой организм потому, что я пил из бокала моего ассистента Слима. Меня простили и, к счастью, после этого у меня хватило сил завязать с наркотиками».
О выпадении волос. «Когда мне было лет 20, у меня стали выпадать волосы. Перед финалом «Ролан Гаррос» в 1990 году я молился. Но не о том, чтобы победить. Я просил Господа, чтобы мои накладные волосы удержались на голове. С ужасом представлял, как они упадут на корт во время матча, как зрители изумленно ахнут, начнут смеяться. Неудивительно, что тот финал я проиграл».
О Пите Сампрасе. «Нет на свете более непохожих людей, чем я и Пит. Я как-то спросил ради интереса у служащего в отеле, который парковал машину Сампраса: «Какие чаевые он тебе дал?» Тот ответил: «Доллар». Представляете?!... Иногда я даже завидовал его тусклости, тому, насколько он не нуждается в творческом порыве, во вдохновении. Попугай был меньше похож на робота, чем он».
Рафаэль Надаль. «Рафа. Моя история» (2012)
О роли дяди Тони в своей карьере. «В детстве я обожал футбол. Носился со сверстниками, пиная мяч, пока дядя Тони не позвал к нему в секцию тенниса на тренировку. Мне понравилось. Вот только смущало то, что дядя всегда был очень требователен ко мне, временами очень жестким. Он использовал грубый язык, много кричал, запугивал меня. Если я приходил на тренировку и видел, что мы одни, у меня сразу же холодело в желудке. Я всегда был именно тем, кто постоянно собирал мячи, гораздо чаще, чем это делали другие из группы подготовки. А еще я постоянно чистил корты в конце дня. Тот, кто ожидал, что ко мне будут относиться как к любимчику, явно ошибался. Возможно, если бы я не любил играть, то не стал бы мириться с дядей. Но я любил его – так же, как и сейчас – и всегда буду любить. Я ему доверял и в глубине души знал, что он делает то, что будет лучше всего для меня. Все, чего я достиг в теннисе, все те возможности, которые у меня были, это все только благодаря ему».
О Федерере. «В моей карьере тоже был момент, когда всерьез стоял вопрос о том, смогу ли я продолжать соревноваться на высшем уровне. Очень часто мне приходится играть, превозмогая боль, но это, наверное, относится ко всем титулованным спортсменам. Вернее, ко всем, кроме Федерера. Мне пришлось много тренировать, переучивать, заново лепить свое тело, чтобы адаптировать его к постоянным мышечным нагрузкам, а он словно родился для того, чтобы играть в теннис. Его «физика» – если угодно, его ДНК – идеально приспособлена к теннису, что позволяет ему избегать травм, которые для остальных – неизбежность».
Джимми Коннорс. «Аутсайдер» (2013)
Об аборте Крис Эверт. «В 1974 году мы с Крис обручились и собирались пожениться. Но этого не случилось. Юношеская страсть имела последствия, и нам как паре нужно было принять решение. Но она приняла его за нас двоих. Крисси позвонила и сказала, что едет в Лос-Анджелес разобраться с «делом». Это было ужасное чувство, я понимал, что все кончено. Свадьба уже никому из нас не принесла бы счастья».
О ставке в миллион долларов на свою победу. «В 1992 году мне уже было 40, когда мне предложили сыграть в рамках «Битвы полов» против 35-летней Мартины Навратиловой. Я сразу согласился, хотя рисковал проиграть, ведь организаторы матча разрешили ей пробивать в коридор, а я имел право вводить мяч в игру только с первой подачи. Чтобы усилить ощущения, я поставил на свою победу миллион долларов с условием, что соперница не наберет больше восьми геймов. И выиграл 7:5, 6:2. Но главное было в другом. Этот матч позволил мне испытать то чувство, которое я искал после окончания карьеры. Я искал его, даже если это чувство продолжалось всего несколько секунд».
Энди Маррей. «77: Моя дорога к уимблдонской славе» (2014)
О нервах. «Обычно за неделю до начала «Уимблдона» у меня начинают вылезать стоматитные язвы. Как я ни пытаюсь отрешиться от всего того, чтó это соревнование значит для меня лично и для всей страны, реакцией своего тела я управлять не могу. Стоматит заканчивается, когда соревнования начинаются, но он служит болезненным напоминанием о наступлении этого времени года».
О чувствах после победы. «Я заранее не планировал, что я буду делать, победив на «Уимблдоне», и по моей реакции было понятно, что я не имею ни малейшего понятия о том, что делаю. Если честно, какое-то время я не понимал, где нахожусь. Все было спонтанно, совершенно спонтанно. Сплошной хаос. Одна большая размытая картина. Единственное, что я очень четко и на всю жизнь запомнил, – момент, когда мне позволили постоять с трофеем на балконе для членов Клуба. Просто видеть вокруг всех этих счастливых людей – счастливых за меня, за себя, за всю нацию. Поддержка была невероятной».
Также в разное время автобиографии издавали такие знаменитости, как Билли Джин Кинг («Автобиография Билли Джин Кинг», 1982), Крис Эверт («Крисси: Моя собственная история», 1982), Пит Сампрас («Размышления чемпиона. Уроки теннисной жизни», 2009) и Ли На («Моя жизнь», 2013).
